Нечто по Хичкоку

— Это вышколенный слуга. Он неусыпно следит за моим комфортом. При этом у него нет ни капли любви ко мне. Я с ним вежлив. Я ему хорошо плачу. Но я никогда не думаю о его жизни, он меня совершенно не интересует, как представитель человечества. Мне неизвестен его характер или, можно сказать, известен в пределах характеристики, написанной его предыдущим хозяином. Вы бы могли сказать, что нас с ним по-человечески ничто не связывает. Скажите мне, стала бы работа, которую он выполняет, совершаться лучше, если бы между нами возникла какая-то любовь, возможная между людьми, принадлежащими к различным классам общества?

— Я убежден в этом.

— Я же считаю, что его отношение к работе нисколько не изменилось бы.

— Вы забываете о том, что он по-другому тогда отнесся бы к вам, попади вы в критическое состояние.

— Что вы имеете в виду?

— Какое-либо изменение в вашем состоянии духа, здоровья. Тот момент в вашей жизни, когда вам потребовалась бы от него не помощь метрдотеля, но помощь брата. От слуги вы никогда не получите эту высшую помощь, которую можно оказать только под влиянием искренней человеческой любви.

— Это все, что вы хотели сказать?

— Да, я сказал все.

— Тогда я позволю себе пригласить вас наверх. Я покажу вам превосходные гравюры. Я их отыскал еще в Бирмингеме, когда жил там. Прошу вас сюда, это мой рабочий кабинет.

Они вошли в комнату, как бы разделенную на две, сплошь заставленную полками с книгами и освещенную невыносимо ярким электрическим светом. Окна с одной стороны комнаты выходили в парк, окна, расположенные подругой стороне, смотрели в небольшой сад, принадлежащий соседнему дому. Была одна интересная особенность: дверь, через которую они вошли в кабинет, была не видна из более отдаленной половины комнаты, которая была и меньше по размерам. Большая комната от меньшей отделялась выступом стены. В большой комнате стоял стол, заваленный книгами, письмами, рукописями. В простенке между дальними окнами находилась клетка, в которой лазил по прутьям крупный попугай серого цвета. Он медленно взбирался к верху клетки, цепляясь за проволоку лапами и клювом.

— У вас есть компаньон? — удивился отец Марчисон.

— Это простой попугай, — сухо ответил профессор. — Я купил его с определенной целью, когда занимался изучением подражательных способностей птиц. Желаете сигарету?

— Спасибо.

Они уселись. Отец Марчисон поглядывал на попугая, который, увидя вошедших, остановил свой процесс влезания и замер в характерной позе, уцепившись за перекладину клетки. Он внимательно смотрел на святого отца круглыми глазами, не лишенными умного выражения, но начисто лишенными выражения симпатии. Затем он перевел взгляд на профессора, курившего сигару. Святой отец тоже посмотрел на профессора. Тот сидел, откинув голову, задрав свою черную козлиную бородку, и при этом быстро шевелил нижней губой вверх-вниз, что вызывало забавное подрагивание бородки. Святой отец негромко засмеялся.

— В чем дело? — быстро спросил профессор.

— Мне подумалось, каким сильным должно быть критическое состояние, чтобы побудить вас искать поддержку в любви вашего метрдотеля.

Гильдей усмехнулся.

— Вы правы. А вот, кстати, и сам он.

Слуга вошел в кабинет с чашками кофе. Он поставил их и сразу неслышно исчез, словно улетучился сквозь стену.

— Скажу вам, что это существо замечательное. Почти не человек, — заметил Гильдей.

— Мне прислуживает паренек из Ист-Энда, — сказал отец Марчисон. — Он закупает провизию в лавках, приносит уголь и растапливает камин, чистит мои ботинки с тупыми носками. Вы знаете, мне с ним очень хорошо. Я знаю все его маленькие беды и желания, он тоже знает некоторые из моих забот. Он не так молчалив, как ваш слуга. Он даже болтлив и, когда увлечется каким-нибудь делом, то шумно сопит. Но я уверен, что он всегда мне придет на помощь и в случаях, которые не входят в его обязанности.

— Вкусы людей не совпадают. Мне, например, было бы очень неприятно ощущать присутствие любящего меня человека, его постоянно направленный на меня любящий взгляд.

— А как же вы миритесь с постоянным присутствием этой птицы? — Он показал на клетку, где попугай, взобравшийся на жердочку, поднял одну лапу как бы для благословения и неотрывно смотрел на профессора.

— Это совсем другое. Взгляд попугая — это взгляд имитатора. Цель этого внимательного взгляда — уловить особенности чужого поведения и скопировать их. Я испытал сегодня кое-что приятное: насладился теплом и свежестью весеннего вечера, с удовольствием послушал вашу умную проповедь, но у меня не было желания испытать еще и какие-то особые любовные чувства. Я не отрицаю, что возможна какая-то сентиментальность в разумных пределах… — он подергал свою бородку, словно предостерегая себя от уклона в эту самую сентиментальность, — но чуть только она станет переходить в более интенсивное чувство, мне сразу делается неприятно. Я даже уверен, что поддайся я такому чувству, и оно меня толкнет на совершение жестких поступков. Кроме того, оно мне будет мешать в моей работе.

— Я так не думаю.