– Вот и брат моего парня сперва сказал, что отвезет нас туда прибарахлиться, а потом испугался, что засветит номера машины, и дал задний ход.
Она опять косится на Амала. Тот без всякого выражения смотрит прямо перед собой. Холли вольна говорить все, что взбредет в голову.
– А в воскресенье, короче, уже всерьез началось. Мой парень Аш прислал сообщение, что вот-вот начнут громить Уитгифт-центр. Это типа главный торговый центр в Кройдоне. Аш сказал, надо надеть худи и закрыть лица, чтобы на камеры не попасть. Ну, мы туда – а там такая толпа! Тротуар усыпан битым стеклом, и все стоят и смотрят. Тогда Аш начал выбивать автоматические двери в Уитгифте. Тут включилась сигнализация; мы уже хотели отвалить, думали, что типа мало времени до приезда полиции. Внутрь никто не входил, мы просто на улице стояли. А потом один парень пробился через толпу и заорал типа: «Чего ждете, клоуны?» – и рванул внутрь. Тогда уже все ломанулись. Я набрала одежды и всяких прикольных штук. Вы это хотели услышать?
Она осекается. И вновь смотрит прямо на меня бездушным взглядом.
– Да, Холли. Именно это. Продолжайте, пожалуйста, – ободряюще киваю я, пытаясь оставаться бесстрастной, непредвзятой – не хочу испортить съемку.
Она вновь ухмыляется и продолжает, поерзав на стуле:
– Потом мы есть захотели и пошли назад, по центральной улице. Толпа бесилась, они переворачивали киоски, швыряли кирпичи, бутылки со смесью. Перегораживали улицы мусорными контейнерами. Аш тоже завелся, а потом мы увидели полицию, и все трое, Аш, я и его друг, бегом вернулись на автостанцию. Там было тихо, никакой полиции, и вдруг автобус останавливается такой прямо посреди дороги, с включенными фарами, и видно, что внутри есть люди. Мы хотели спрятаться в автобусе – водила не открыл нам двери. У него типа истерика началась, он вопил и размахивал руками. А потом кто-то открыл заднюю дверь, и люди из автобуса начали выходить, потому что боялись: вроде как мы нападем на них или типа того. Водитель обделался со страху, когда дверь открылась, и тоже смылся; нам достался целый автобус.
Она с довольным видом откидывается на стуле и вновь устремляет взгляд в окно.
– Круть! Мы залезли наверх, развалились там на задних сиденьях, курицу съели. Выпили. Вот там они наши лица и увидели. – Ее голос становится задумчивым. – Ну, короче, я плеснула немного «Джека Дэниэлса» на задние сиденья и подожгла бесплатную газету, для смеха. Аш засмеялся, он не думал, что я это сделаю, а потом вся задница автобуса начала гореть. Ну, и мы все ржали и бросали туда еще бумажки, потому что все равно ведь уже горит. Горело оно очень жарко и воняло – мы вышли и смотрели снаружи. Аш сдуру всем рассказывал, что это я устроила. Мы оглянуться не успели, как уже оба этажа автобуса горят. Прохожие давали мне пять, кулаками стукались, потому что выглядело просто зашибись. Ну, и мы сделали классные фотки моим телефоном. И не надо на меня так смотреть, – ощетинивается она. – Я не умственно отсталая. Я не собиралась никуда их выставлять.
– Холли, а как вас поймали? – бесстрастно спрашиваю я.
Она отводит взгляд. Вызов брошен.
– Ну, кто-то заснял на телефон: типа автобус горит, а мы смотрим. И Аш там говорит, что это я сделала. На следующее утро на первой странице местной газетки была фотка, где я смотрю на горящий автобус. Ее потом использовали в суде. И видео из автобуса тоже.
Я видела ролик с горящим автобусом. Там у Холли сияют глаза, как у ребенка при виде фейерверка, – радостные, живые. Друг девушки Аш – грозная гора мускулов в спортивном костюме – стоит рядом с ней, как защитник. Мне не по себе от этой радости, возбуждения, гордости. Страшно представить, что может вызвать у нее улыбку.
– Вы рады, что скоро вернетесь домой, Холли?
Я не надеюсь на искренность, спрашиваю для галочки. Она вновь косится на Амала. Пауза.
– Ага, будет здорово. Я скучаю по своей шайке. И по нормальным шмоткам. – Она поводит плечами в слишком свободном свитере. – По человеческой еде. Тут дают такую гадость, практически морят голодом.
– Как думаете, вы сделаете что-то подобное, когда окажетесь на свободе? – спрашиваю я, теперь с надеждой на честный ответ.
Холли наконец улыбается. Выпрямляет спину.
– Конечно, нет. Я больше не буду ничего такого делать, – ухмыляется она, даже не пытаясь придать своему ответу хоть какое-то правдоподобие.
Совершенно очевидно, что она опять возьмется за прежнее. Мне становится не по себе. Впервые за все время я задумываюсь, нет ли у Холли проблем с психикой. Скорее бы закончить это интервью.
– А каковы ваши планы на будущее?
Холли как подменяют, она внезапно становится другим человеком: тоньше, беззащитнее. Совсем другое лицо, поза. Голос – обычный для двадцатитрехлетней девушки, и тон – вежливый, открытый, дружелюбный. Меня настораживает подобная перемена. Я уверена, именно это лицо увидит комиссия по условно-досрочному освобождению.