Недалеко от Земли

Второе. Вся вероятная деятельность сферников покрыта тайной, но не враждебна. Иначе, при их-то способностях, они бы, в первую очередь, обработали полковника Редфорда, как человека, имеющего непосредственное отношение к обороноспособности одной из самых мощных держав Земли. А они ограничились единственным контактом (Бородин о чём-то беседовал с Мартином) с инспекторской группой и более к этому не возвращались. Кроме, безусловно, прощупывания его, Джерри, в «Харчевне».

Третье. Его инициировали после отбытия основной группы, значит, в планы сферников не входили и не входят контакты с военными. Ведь он мог сгоряча побежать докладывать Редфорду. Мог? Мог. А сейчас у него есть время подумать.

Четвёртое. Разбудив его латентный дар, сферники дали понять, что для них приоритетны скрытые резервы самого человека и его реакция на обнаружение у себя подобных вещей.

Пятое. Они никого не боятся, следовательно, абсолютно уверены в своих силах. Иначе, опять же, не стали бы его инициировать. Стоп, сказал себе Джерри, но ведь они, наверняка, не с каждым так поступают. Должны же существовать какие-то критерии отбора. Ну-ка, ну-ка… Чем, например, он отличается от Хоскинса? Тони — человек военный, подчиняется приказам, если надо убить… Так. А он, Слоун, может убить? Вряд ли. Более того, если придётся выбирать на таких условиях между нынешней, престижной и высокооплачиваемой, работой и сотрудничеством с этими загадочными людьми, он сделает выбор не в пользу Комитета. Даже так? Вероятно, да. С ними гораздо интереснее, и есть множество путей для развития… Доктор Терехов, вы победили.

Джерри посмотрел на всё ещё сидящего изваянием Хоскинса, щёлкнул пальцами и сказал:

— Проснись.

Тони зашевелился, глаза его приняли осмысленное выражение и живенько обежали пространство каюты. Затем он потянулся, буркнул: «Что-то я устал сегодня», встал и направился в санблок.

Слоун проводил его взглядом, вздохнул и подумал, что, пожалуй, начинается новый этап в его жизни: он становится чужим среди своих.

* * *

— Присаживайся, Дима, — голос Ли был ровен и безмятежен. — С чем пожаловал?

— Насколько я помню, — сказал Кобыш, — ты хотел со мной поговорить.

— Эк ты хватил! Это ж было неделю назад, — руководитель полётов насмешливо прищурился. — Не хитри, полковник, и не закрывайся. Во-первых, бесполезно, а во-вторых, без твоей доброй воли мне это ни к чему. У нас так не принято.

— Хорошо, — Кобыш посмотрел в глаза Ли и поразился, насколько они изменились со дня их последней встречи. Они стали бездонными и… Какими? Дмитрий сразу смекнул, что определить не может. Слово «мудрые» в данном случае не подходило, потому что могло выразить лишь слабое подобие того, что требовалось. Казалось, что погружаешься в бесконечность Мироздания со всеми его непредставимыми для обычного человека измерениями, связями и понятиями. Но страшно не было, наоборот, покой и умиротворённость воцарялись в душе, потому что в глубине этих глаз плавали крохотные тёплые искорки. Ничего подобного он раньше не замечал. В голове вдруг возникли и неотвязно закружились слова старой песни. «Исполненный очей, исполненный очей… очей», — повторял про себя лётчик.

— Другое дело, — лицо Ли словно взорвалось улыбкой, затрепетали и потеряли очертания уголки губ, гладкая и смуглая кожа пошла причудливыми волнами света, а глаза выплеснули целый водопад солнечных зайчиков. Все заботы и опасения Кобыша будто сразу растворились в этом фейерверке вселенской доброжелательности. Он почувствовал себя легко и как-то привольно. Как в детстве, когда только что удалось совершить нечто, по мальчишеским меркам, доблестное.

— Мне… — начал Дмитрий.

— Мы знаем, — прервал его Ли. — Ты ведь уже догадался, что мы знаем. Ты столкнулся на Земле с проявлениями агрессии, непонимания, замешанного на страхе, и недоверия. Каждый раз ты поступал так, как никогда не поступил бы раньше. Ты ведь сообразил, почему?

— Стараюсь, — с непривычной робостью ответил Кобыш. Ему на миг показалось, что он опять стал маленьким, и на суровые вопросы взрослых надо отвечать честно, ничего не утаивая. — Пацанов мне стало просто жаль, живут своей мелкой жизнью, ничего не понимая и ни к чему не стремясь, но это не их вина, им не повезло, не те родители и не та среда…

— И что ты с ними сделал? — заинтересованно спросил Ли. — Я не совсем улавливаю…

— Понятия не имею, — легко ответил Дмитрий. — Но теперь с ними всё в порядке, и, я уверен, они больше не будут шалить в тёмных подворотнях.

— Продолжай.

— Прочитав сообщение в газете, я сперва ощутил горечь, а после разозлился. Никому не дано права походя распоряжаться чужими жизнями, — полковник мимолётом удивился, что точно знает, о чём именно его спрашивает Слава. — Как бы нас ни боялись, можно же сначала попробовать объясниться…

— Ты не знаешь всех кусочков мозаики, — мягко сказал Ли. — Тот, кто ошибочно считает себя поводырём, слишком привык полагаться на своё мнение и решать за остальных глупых людей, как им надо жить, забывая при этом, что такими их сделал он сам.