Мать бросается к борту, хватает руками Игнату, а он, отдуваясь и выплевывая воду, барабанит ручонками по реке.
— Гляди-ка, плывет! — радостно кричит отец. Он уже метнулся из кубрика, заглушив машину, уже готов за сыном нырком… Но плывет, плывет Игнаша!
— Настоящим мужиком будешь, Лохматый! — за обеденным столом отец запускает руку в пшеничные, с рыжинкой, завитки сына. — Погоди, мать, дай срок, они оба у меня машинных дел отменными мастерами станут!
— Васятка, тот в тебя пойдет, — ласково глядит на сыновей Антонина Михайловна. — А вот Игната, чует сердце, — по умственной линии. Гляди, пять не исполнилось, а как в книжках разбирается, как буквы складывает!
Побегает, поиграет Игната по палубе или, куда лучше, по бережку — и нос в книжку, которую подарил ему крестный Данилыч.
— Только дожить бы самим, когда ребята судьбу свою обретут, — вздыхая, замечает мать.
— К хорошей пристани — один путь: своими руками, все умеючи, — то ли соглашается, то ли возражает отец… — Только не пристали мы здесь с тобой, мать, к счастливой пристани — чую, придется в родные края, в Людиново, возвращаться… Все ж отчий край, а там, говорят, и стены помогают…
По шатким сходням, к которым причалила «Магдалина», — грохот сапог, стук башмаков, дробь дамских каблучков. Кто с «сидорами» — мешками через плечо, ставшими привычными за войну, кто с чемоданами, а кто и налегке — в гору.
Он же остановился у перил дебаркадера и засмотрелся в прозрачную зеленоватую глубину, где у самого песчаного дна суетливо носились юркие, с темными спинами пескарики.
Будто приплыла рыбешка из золотой поры, из детства.
Что ж, Десна — главный приток Днепра, как раз и несет свои воды к Киеву. По Припяти, Десне и Днепру когда-то, наверное, тысячу лет назад, двигались русичи к югу, к благодатным причерноморским степям, ставя на своем пути города. Так возникли Чернигов, Новгород-Северский, Трубчевск, Брянск, Киев… Потому и похоже их местоположение — на высоком правом берегу, как говорили наши предки, на шеломе.
Игнат перекинул через руку пальто, другой подхватил плотно набитый брошюрами и газетами портфель и, поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, оказался на широкой, протянувшейся вдоль реки улице.
Это была Московская — главная торговая, сплошь застроенная магазинами, лабазами, лавками и складами. Местами ее покрывал булыжник, но большей частью она утопала в лужах и грязи.
От Московской перпендикулярно вверх, в гору карабкались улочки, застроенные жилыми обывательскими домами, которыми так залюбовался Игнат, сойдя с поезда.
А на вершине горы, так же параллельно Десне, как и Московская, тянулась едва видимая отсюда, снизу, самая богатая и пышная — Петропавловская. Там стояли дома крупных чиновников и отцов города — именитых владельцев лесопилен, мельниц, крупорушек и других промышленных заведений, размещались разного рода учреждения, гимназии и училища, единственный в городе кинематограф и летний театр варьете.
Центр города на горе сейчас Игнату был без надобности — путь его лежал по Московской в Новую слободу. Там, на окраине, под номером тридцать два, находился знакомый еще с юности дом Панковых. Это было, пожалуй, единственное место, где он мог хотя бы на время устроиться, по крайней мере переночевать.
Григория, к которому он заезжал сюда уже более десяти лет назад, в Брянске не было. Но именно от него, находящегося теперь в Петрограде, Фокин знал, что в доме остались старики родители и младший брат Семен и что они будут рады, если Игнат остановится у них.
— Я уже Семену написал о тебе. Его ты не минуешь, с ним и его товарищами в арсенале тебе непременно придется иметь дело. Так что хоромин наших, как видишь, не миновать, — говорил, прощаясь, Григорий…
Игнат пересек Соборную площадь. Теперь пройти мимо Петровской горы — и Слобода почти рядом.
Однако, поравнявшись с белым двухэтажным зданием, он неожиданно направился к нему.
Широкие каменные ступени вели к массивным дубовым дверям. А справа и слева от этого внушительного крыльца стояли две тупорылые на огромных колесах пушки. Это были старинные, скорее всего времен Отечественной войны 1812 года, артиллерийские орудия. Об их солидном возрасте свидетельствовала и сама форма — пушки без замка, предназначенные палить ядрами, а не снарядами, и патина, пробивавшаяся сквозь слой краски на их бронзовых стволах.
Здание с пушками было главной конторой Брянского арсенала.
Вот и превосходно, сразу решил Игнат, вместо того чтобы оказаться за домашним самоваром, лучше сразу за дело. Благо и скарба никакого, нечего забрасывать в Слободу.
Младший Панков узнал Фокина сразу, как только влетел в комнатушку заводоуправления, где уже находилось двое или трое арсенальцев и куда его вызвали срочно из цеха.
— Игнат Иванович, с прибытием! — Темно-карие глаза Семена заблестели, и он крепко стиснул широкой, сильной ладонью руку Фокина.