Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Кто чем может, спешите помочь своему брату. Самая малая помощь обрадует возвращающихся на родину и докажет нашу братскую солидарность.

Время не терпит! Вещи принимаются в жилищном отделе (Московская, угол Комаровской), продукты — в райпродкоме (Авиловская, 42). Все волостные Советы, все комитеты бедноты — за дело!

Игнат Фокин,

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Мить, а Мить! Каким паукам вас в гимназии обучали?

— Разным. Многое уже выветрилось. Только думаю, ни одна наука не поможет в том деле, которым ты сейчас занят.

Панков Семен исподлобья метнул взгляд на Медведева и рассмеялся:

— Верно говоришь. Тут как ни крути, а любую цифру помножь на ноль — ноль и получишь. Неужели революция не ликвидирует этот самый ноль? Ведь замахнулись на что — всю жизнь переделать! А тут — на тебе: дырка от бублика, которая, как ни крути, дыркой и остается.

Семен совсем недавно назначен комиссаром тридцать четвертого стрелкового полка. До этого был в Москве на инструкторских курсах красных офицеров. Выглядит если не щеголем, то первым парнем на деревне! Кубанка сдвинута на самый затылок, гимнастерочка суконная, когда идет — за версту хруст хромовых сапог и новенькой, только со склада, портупеи.

Рассказывает, сам Подвойский хотел оставить его у себя порученцем, но тянуло домой.

— А что, — встает из-за стола, за которым мусолил огрызок фиолетового химического карандаша, подсчитывая наличие продуктов, — сейчас все пошли но военной линии. Вот и ты, гимназер, не усидел в совдепе, хотя у самого Игната Ивановича значился в секретарях. А потянуло не к бумажкам, а к нам, в армию. А Карпешина Антона возьми — военный комиссар города! На что сквозь штатский Мишка Кульков и специальность у него шорник, но и он заделался главным над всей вооруженной рабочей милицией — заведующий административным отделом совдепа. Только ЧК ему неподвластна… Ну а я — сам видишь — вровень с самим командиром полка, если не выше!.. Только не в моей натуре кругляшки по счетам гонять!

Конечно, не дело комиссара полка каждый день заниматься составлением ведомостей продовольственного и фуражного довольствия. Это обязанность Дмитрия Медведева, делопроизводителя штаба бригады, высчитывать нормы продовольственной и фуражной дачи.

Однако, как ни крути, счетовод, никакая наука помочь не в состоянии. Тут нужна комиссарская голова: убедился сам при помощи счет, карандаша и бумаги, что не в силах побороть «его высокопревосходительство ноль», значит, кумекай насчет новых бесед с красноармейцами, усиливай агитацию, толковей объясняй, почему надо проявлять классовую сознательность, иначе затягивай армейский ремень на брюхе еще на одну дырку.

Но агитация агитацией, однако что-то предпринимать надо, причем предпринимать спешно — на складах гарнизона иссякают запасы муки и сухарей.

На столе перед Митей нормы, подписанные Алкснисом еще в прошлом году.

Чего тут только не обозначено! В суточную норму людскую входит полфунта мяса, муки фунт и двадцать пять золотников, сухарей фунт и двадцать золотников, крупы тридцать два золотника, но четыре золотника подболточной муки и сушеных овощей, к ним еще овощей свежих полфунта, жиров десять золотников. И все это, как оговорено, при двух постных днях в неделю. Прямо ресторанное меню! Да, вот еще строки в ведомости: мыло, чай, сахар, табак… И на каждого воинского коня — овес или ячмень, сено или солома…

Где это все в натуре? Было. Сам расписывал изо дня в день эту сказочную дачу. А теперь — почти ноль, как говорит Семен, дырка от бублика.

На дворе март. Митя оглянуться не успел, как прошла зима и уже синеет, набухает черной водой осевший под собственной тяжестью снег.

А давно ли было — праздновали Новый год!

Еще и сейчас на стене штаба — выцветший кумач: «Товарищи — кузнецы новой жизни! Событиями первого дня нового года мы начинаем новую, 1919-ю страницу второго тома мировой истории и вторую страницу нашей русской пролетарской революции»…

Да, уже девятнадцатый год, еще более голодный, чем прожитый. Но — и радостный! В начале прошлого года к Брянску подходили кайзеровские войска. Теперь Северная Украина и Киев — наши! Оттуда летят вести, подписанные военным комендантом города Киева Щорсом и председателем исполкома городского Совета Бубновым.

А, кажется, совсем недавно здесь, в Брянске, на Льговском вокзале провожали специальный поезд, украшенный знаменами, лозунгами и ветками елок. Он увозил делегацию коммунистов в Унечу.

Фокин стоял на перроне, жал руки Александру Медведеву, Карлу Балоду, Кулькову, всем, кто ехал приветствовать германских революционных солдат и богунцев, начинавших освобождение Украины.

В тот день, в последний момент, Митя вручил кому-то полотнище, которое успел дописать: «Эс лебе…» Это на немецком языке приветствие германской революции.

Митя подошел к Игнату Ивановичу:

— Я вспомнил, есть такие стихи немецкого поэта Гейне:

Мы новую песнь, мы лучшую песнь

Теперь, друзья, начинаем…

Голова Игната вдохновенно откинулась, и он подхватил: