Неделя ущербной луны

Но не считаться с Романом нельзя, это было бы ошибкой, рассудил и теперь Евгений Иванович. Парень два года после институтской скамьи бегал в техниках и ни о каких чинах не мечтал, а тут вдруг устроил бунт — ходил на прием к самому начальнику управления. Сначала перевели его в инженеры, а нынче, с переходом партии на новый планшет, когда прежние кадры растасовали кого куда, приказом по экспедиции назначили Романа Лилявского начальником съемки. Но теперь уже сам Евгений Иванович выхлопотал ему это место, — малый пробойный, такому лучше сразу дать верхнюю ступеньку маленькой лестницы, чем оставить на средней высокой лестнице, начальник съемки — это как раз то, что нужно, пусть занимается отчетом, а место начальника партии достанется Пашке.

Лилявский, как и другие геологи до него, будет фактическим автором отчета (и Званцева теперь вот пристегнет к этой своей упряжке), а Пашка, как и сам Евгений Иванович в прошлые годы, станет номинальным Главным исполнителем, — первая подпись, почетное место на защите в управлении… Оно, конечно, ответственно — с первого же и спрос, но и честь опять же.

Косматился туман по сосновому вершиннику. И морось — нету конца и края серой пелене. Не будет сегодня солнышка, и Лопатников с машиной как сквозь землю провалился.

Уваркин запер коттедж и, накинув на голову башлык энцефалитки, по доскам, брошенным на грязь хоздвора, пошел в контору. Кому-то, может, и все равно, с горькой усмешливостью думал Евгений Иванович, какая будет расстановка в партии, но лично он рассуждает так: «У учителя должен быть ученик». А это только Тихомиров. Во-первых, анкета такая же. Во-вторых, сравнивать и сопоставлять, если кому захочется, будет не с кем и не с чем: один стиль, один почерк.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Роман приехал на следующий день после Званцева.

Собственно, он мог приехать и еще на день позже, а то и через неделю — его свободу теперь никто не ограничивал.

Уваркин?

Конечно, баба Женя предпочел бы, чтобы все итээровцы вообще не уезжали из партии ни на праздники, ни на отгулы. «Отгулы вам за прогулы».

Нет, работать в праздники он их не заставит — просто баба Женя не хочет, чтобы кто-то уезжал гулять, тогда как сам он заведомо остается. У него же с тоски и одичания скулы сводит: человек почти безвыездно сидит на базе. Разве что на совещание какое выедет или на престольный праздник, к жене в Подмосковье, иной раз выберется, — не молится, а верует, ну смех и грех! А то все на базе, на базе, на каком бы планшете партия ни стояла. Прямо подвижник. К тому же и в будние дни почти все работники партии так или иначе крутятся на участке, а на базе он да Пашка Тихомиров, да еще сторожиха ночная, — не больно-то разгуляешься с такой компанией.

А в праздники — кто не знает! — в любой партии стоит дым коромыслом, гуляют с утра до вечера и в обратном порядке, — разумеется, в праздники законные, а не религиозные. А тут, видишь ли, итээровцы моду взяли — уезжать домой, в Москву, благо что ехать поездом всего лишь одну ночь.

Это для бабы Жени главное огорчение. Однажды, когда еще партия стояла на другом планшете, лично он, Роман, пытался хохмы ради перепеть, подыгрывая себе на гитаре, голосистого бабу Женю, да сбился, первый же дал петуха где-то на тридцатой песне. Здоро-ов, старый хрен, такого бы впору за буровой станок поставить, а не на пенсию провожать.

Да, было времечко, когда он трепетал перед бабой Женей, являлся всегда тютелька в тютельку, — точно в назначенный срок. А теперь он тоже не какая-нибудь тюха-матюха, не последняя спица в колесе. Хватит, поболтался два года и младшим техником, и старшим. Все в техниках бегал, будто и не кончал вуза. Крутился волчком, и не потому вовсе, что хотел выделиться, чтобы заметили. Работалось легко и с душой, и было удивительное удовлетворение оттого, что делал любую работу, был, как говорил баба Женя, на подхвате. Не жаловался — понимал: в геологии много черновой работы, и делать ее кому-то тоже надо. Это хорошо усвоилось в институте и на практиках, где приходилось, бывало, и в патрубок упираться, помогая ручникам проворачивать буровой снаряд.

Потом вдруг стал замечать — а ведь многие в партии и палец о палец не ударят, и ничего, даже ловко у них получается: и фамилия на титульном листе отчета стоит первая, и зарплата самая высокая, и ответственности, если разобраться, никакой.

Поразился: возможно ли такое в наше-то время?!

Видит: возможно…

А как же тогда совесть? Неужели за каждым следить, проверять каждого?

«Ха — совесть! — подстегнул он себя. — Я вот проявляю сознательность, а на мне и пашут без роздыху!»

Да и кто о нем думает! Делает какую-то там работу молодой специалист Роман Лилявский, вроде бы всем доволен и пусть на здоровье продолжает дальше.

Было все равно — да вот теперь и не все равно. И приятели вон хвастают — давно в инженерах…