Неделя в декабре

Второй тайм оказался повторением первого, команда Кундака понемногу впадала в отчаяние, изо всех сил стараясь — на одном конце поля — не оказаться в положении вне игры, а на другом — не давать бомбардиру противника принимать мячи, с надеждой посылаемые ему крепышами защитниками. «Штык» обливался потом, задыхался. Он уже знал по опыту: единственное, чего никогда не удастся понять тренерам, комментаторам и болельщикам, так это то, насколько выматывает игроков девяностоминутный футбольный матч. Сам он мог пробежать за игру 10 000 метров — три четверти просто быстро, а одну, может быть, десятую — со скоростью спринтера и при этом еще резко сворачивать, прыгать, напрягать все мышцы и время от времени бить по мячу. Во втором тайме «Штык» выбегал подальше от ворот, предлагая центровым, когда их прессинговал противник, свои услуги, и в начале второго часа игры сумел-таки перехватить мяч и отдать его Владу, оказавшемуся в этот миг между двумя центральными защитниками. Влад вернул мяч ему, и «Штык», услышав, как Дэнни Бектайв истошно выкрикнул его имя, послал мяч англичанину. Ничто из увиденного «Штыком» на тренировках не подготовило его к мощному удару тыльной стороной ступни, которым Бектайв послал мяч в ворота противника. 1:1.

Темп игры возрос до лихорадочного — теперь команда Кундака рвалась к победе. Однако с полдюжины ударов по воротам гостей не произвели, похоже, на их вратаря-техасца сколько-нибудь серьезного впечатления. На восемьдесят второй минуте «Штык» увидел поднятую за боковой линией поля доску с его номером, 39, и трусцой побежал к ней, уступив место Шавьеру, стареющему испанцу, когда-то игравшему в нападении и забившему немало голов. Кундак похлопал пробегавшего мимо него «Штыка» по плечу, Кенни Хотри набросил ему на плечи толстую стеганую парку. До финального свистка, завершившего матч со счетом 1:1, «Штык» сидел за спиной тренера, подбадривая криками свою команду. Ладно, думал он, его дебют в премьер-лиге мог сложиться и хуже.

В пять часов по радио сообщили результаты сыгранных за день футбольных матчей, однако на этот раз Финн их не услышал. Команда, за которую он болел, победила, а игра футболистов из его фантастической команды, в том числе и «Штыка», сделавшего голевую передачу, оказалась успешной настолько, что позволила ей продвинуться — в воображаемой лиге, к которой она принадлежала, — на пару шагов вперед. Но Финн спал, один в четырехместной палате, где он и останется, пока в «Коллингвуде», отделении для малолетних пациентов, не освободится место.

Роб, дежурный санитар, приоткрыл дверь палаты, заглянул в нее. Внутри было темно: когда пару часов назад Финна привели сюда, Гленис, младшая санитарка, задернула шторы и выключила свет, и теперь один лишь закрепленный на плинтусе синий ночник горел здесь, освещая линолеум, по которому Роб прошел, чтобы присесть на краешек койки. Он слышал дыхание Финна, размеренно втягивавшего в себя воздух. Роб знал: чем дольше мальчик проспит, тем лучше. Иногда просто больно было смотреть, как просыпаются здешние больные, как выходят из беспамятства, единственного состояния, в котором им еще улыбается счастье.

Роб нащупал на запястье мальчика пульс, посчитал его, глядя на часы. Потом приподнял веко спящего. Все было хорошо. Ночью он будет прислушиваться к доносящимся из этой палаты звукам и, если потребуется, даст мальчику успокоительное, которого ему хватит до утра. А уж тогда они смогут начать исследования и решить, что с ним делать.

Бедный малыш, подумал Роб. И о чем только, прости господи, думали его родители?

В шесть Оля возвратилась в номер люкс из похода по магазинам Слоун-стрит и открыла краны ванной. А когда в ванне набралось немного воды, опорожнила в нее три пузырька геля, бесплатно полученного ею в магазинах, посмотрела, как поднимается под струей воды пена, затем вставила в аудиосистему свой плеер, и тот заиграл песни из альбома «Лучшее „Девушек сзади“», ее любимой группы. Оля знала, что эта музыка предназначена для подростков, но ничего страшного в этом не видела — в конце концов, ей самой только-только стукнуло двадцать.