Неделя в декабре

Софи закрыла глаза и представила себе раскинувшийся под зимним небом Лондон. Она вглядывалась мысленным взором в те дома, обитатели которых начинали в эту минуту готовиться к предстоящему вечеру. Джон и Ванесса Вилс находятся сейчас в их особняке с колоннами и лепным фронтоном — Джон скорее всего звонит на какой-то уже заканчивающий работу рынок ценных бумаг, Ванесса, худощавая и одинокая, подкрашивается в огромной спальне… Бедняжка Клэр Дарнли пересчитывает деньги, выясняя, хватит ли их на автобус… Габриэль Нортвуд сидит в своей адвокатской конторе посреди пыли и париков (где он живет, Софи не знала и потому всегда воображала его в окружении перевязанных красными ленточками папок)… Саймон Портерфилд величаво отметает вопросы о вчерашнем самоубийстве в программе «Это безумие», которые задает ему, позвонив прямо на дом, наглец журналист, а одетая в прекрасное сари Индира царственно взирает на него… Р. Трантер покидает свою мрачную, находящуюся где-то за Северной окружной нору… Аль-Рашиды, обратившись лицами к Мекке, опускаются на колени, чтобы ненадолго потревожить Аллаха, прежде чем вызвать своего шофера… Лидер оппозиции Ричард Уилбрехем скорее всего только-только вернулся с футбольного стадиона, где он неубедительно изображал перед фоторепортерами человека из народа…

И все остающиеся с их детьми няни, все ванны и души; все бессмысленные подарки — коробки шоколада, свечи, масла для ванны, которые ей вскоре принесут; все фены, и прически, и вечерние наряды… Повсюду — от Хейверинга до Холланд-парка, от Форест-Хилла до Феррере-Энда, от Апминстера до Парсон-Грина — люди вот-вот начнут покидать свои дома и квартиры и, подобно незримым клеткам, вливаться в кровоток города, сердце которого, вне всяких сомнений, бьется сегодня в одном, и только одном, месте: в Норд-парке, в доме самого молодого в стране члена парламента.

Роджер и Аманда Мальпассе были почти готовы отправиться в гости. Роджер проверял, заперты ли стеклянные двери террасы, Аманда устраивала на кухне их квартиры на Роланд-Гардене двух гончих и шпица. Эта троица находилась на ее попечении; легавые и лабрадор — Скоулз, Баттхед и Бекхэм, псы Роджера, — были слишком велики для Лондона и потому остались в Чилтернских холмах, под ненадежным присмотром домашней работницы.

— Самое время для детонатора, а, милая? — сказал Роджер, уже наливший себе немного джина, добавивший в него чуточку горького тоника и, после недолгих размышлений, несколько капель сухого мартини. На кухню он пришел за льдом.

— Я не буду, спасибо, — сказала Аманда.

— Ты уверена? Маленькую, а, совсем как в пабе?

— Нет. Как тебе мое платье?

— Отличное. Ты лимон не видела?

В словаре Роджера названий для выпивки имелось немало. «Детонатор» использовался им при подготовке к светскому или иному тягостному мероприятию. По преимуществу филантропическому — «детонатор» наделял Роджера благодушием, способностью изображать приятного гостя. Первая за день, несерьезная, как правило, выпивка называлась «разгони печаль» — ею мог, например, стать стаканчик оставшегося от вчерашнего белого вина, который Роджер осушал, закончив подстригать огромную лужайку их сельского дома. Примерно ту же функцию выполнял «пусковик сердца», но этот был покрепче и нередко включал в себя джин. А «точилкой» у него предварялся прием пищи.

Любимая же выпивка Роджера именовалась «алконавтом», и, проводя вечер дома, он употреблял парочку «алконавтов» перед ужином, за которым пил уже одно только вино. «Алконавт» мог быть коктейлем с шампанским — на палец трехзвездочного коньяка, кусочек сахара, одна капля горького тоника и винный стакан ледяного сухого шампанского, — а мог и сухим мартини или просто виски со льдом и содовой. «Алконавта» Роджер считал королем всех возлияний, а противоположностью его было достойное презрения «совсем как в пабе», едва-едва покрывавшее дно стакана.

— Ты знаешь, кто там еще будет? — спросил Роджер, направляясь со стаканчиком в гостиную и похлопывая себя по карманам, дабы убедиться, при нем ли ключи.

— Все представление устраивается ради Уилбрехемов и той дамочки из Министерства образования. Как ее фамилия?

— Диллон. Эх, пропустил я футбол.

— Ты же наверняка записал его, милый.

— Сказать-то легко. Ты пульт от телевизора давно видела? Только не говори, что его опять Бамбли сгрыз.

— Ну и обычные дамы из книжного клуба, насколько я понимаю, — сказала Аманда. — По-моему, Софи решила пуститься во все тяжкие. Попытаться поразить Уилбрехема и внушить ему мысль, что Ланс — естественный кандидат в члены теневого кабинета. Прекрасно разбирается в иммиграционной политике и так далее.

— Ага, — сказал Роджер. — Ты можешь себе представить, чтобы нашего министра внутренних дел звали Лансом?

Он снова похлопал себя по карману с ключами.