Неделимые

Рита улыбнулась, а после скорчилась от доносящегося до нее запаха дыма. В животе вновь стянулся узел, вызывающий тошноту. Облизнув губы, девушка схватилась за бутылку с водой, пытаясь влить в себя как можно больше жидкости. Совершенно не замечая, как Марков подкрался сзади.

— Егор, — охнула, а мужчина по-хозяйски устроил свои руки на ее животе.

— Что с тобой? Ты нехорошо выглядишь.

— Да нет, все нормально, — выдавила улыбку.

По дороге домой Рита не может разлепить глаза, ее неумолимо клонит в сон, и она засыпает на плече Егора. Который совершенно не хочет будить ее по приезду, но она словно чувствует, что они уже у дома и резко открывает глаза.

Дома продолжается это затянувшееся недельное молчание, приводящее Маркова в ярость, которую он старается скрыть. Давая ей возможность расслабиться и все же высказаться, но терпение на исходе. Это подтверждается, когда Рита заваривает чай и безразлично размешивает сахар в кружке.

Марков внимательно наблюдает за этой апатией, пытаясь, наконец, столкнуться с ее взглядом, который она постоянно отводит. Все эти неудачные попытки окончательно выводят его из себя, и он бесцеремонно кидает кружку в раковину, та с треском разбивается о лежащую на дне мойки тарелочку. Рита вздрагивает. Ну вот, была — не была. На глаза выступают слезы, и Рита в ужасе пытается подобрать слова. Пока Егор вновь к ней не повернулся.

— Егор, я должна была сказать раньше…

— О чем?

— Понимаешь, я… — набирает в легкие побольше воздуха.

— Беременна, — говорит за нее, резко разворачиваясь и устремляя на жену недовольный взгляд.

— Откуда ты знаешь?

— Вчера днем звонили из клиники, ты была наверху. Я сказал им, что я муж, а они мне поведали, о том, что моей беременной жене необходимо заехать к ним в течение недели, — со злостью стягивает галстук.

— Почему ты не сказал мне, что знаешь? — Она в ужасе сжимает ложечку в руке.

— Хотел посмотреть, насколько затянется твое молчание.

— Егор… понимаешь… я боялась твоей реакции…

— Да, я совсем забыл, что я — монстр, — закатывает глаза, швыряя этот несчастный галстук в сторону.

— Мы не говорили о детях… да мы вообще не говорили о будущем толком… как ты не понимаешь, это не игрушки, все это… — ахнула, затаив дыхание.

— Только вот ты при этом заигралась, — печально усмехнулся.

— Егор, вот поэтому я боюсь, всегда боюсь твоей реакции, твоего неодобрения, мне страшно, что ты посчитаешь меня дурой. Я боюсь позволить себе лишнего, не уверена в завтрашнем дне, потому что я не понимаю, какие у нас отношения, сколько тебе будет это интересно… не знаю. Нужен ли тебе этот ребенок… не знаю, что ты думаешь… ты ничего не говоришь…

— А ты ничего не спрашиваешь. И да, не переживай, можешь быть полностью уверенной в завтрашнем дне. Мне нужен этот ребенок, и ты тоже нужна. Только вот теперь я не уверен, нужен ли тебе я. Пожалуй, я переночую в офисе, — сказал и стремительно вышел из комнаты.

Она слышала его шаги на лестнице и тихий хлопок двери. Стало паршиво. Закрыв лицо руками, Маркова всхлипнула и дала волю слезам. Горячие слезы стекали по пылающему лицу. Взгляд стал затуманенным, а к горлу вновь подступила тошнота.

Егор злобно хлопнул дверью кабинета, падая в кресло. Все его движения были яростными, звонкими, как хруст ломающегося льда. Он был вне себя от случившегося дома. Поэтому и не хотел там оставаться, показывать ей все свое негодование, к тому же был дико зол. А слова про то, что она не уверена в завтрашнем дне, своей нужности, нужности ребенка, добили и вывели его окончательно.

Не хотел сейчас с ней говорить, и видеть тоже не хотел. Боялся взорваться, боялся скандала и того, что в порыве злости может наговорить лишнего. Стукнув кулаком по столу, раздосадовано осознал, что сейчас он просто прячется от разговоров.

Но лучше так. Лучше так.

В голове все же никак не укладывалась ее реакция. Ее молчание, создание этой идиотской тайны, подкрепленной каким-то больным и ненормальным страхом. Где-то внутри стало даже обидно. Разве за последние месяцы он хоть раз упрекнул, обидел, нагрубил? Ничего подобного не было… а что до разговоров, так ей бы лишь поговорить… он же… Ему и так все понятно. Для него их отношения ясны. Он давно принял решение, и отступать не собирается, так отчего же у нее столько неуверенности в нем, в будущем?

Что он должен сделать, чтобы эти сумасшедшие, непонятные, обезумевшие страхи прекратились и улетучились из ее головы?! Ответа пока не было…

Уперевшись пальцами в виски, Марков облокотился на стол локтями. Сейчас в нем было два противоборствующих желания: остаться здесь, выказывая свою глубокую обиду и задетые чувства, или же вернуться домой. Мысли закручивалась в тонкие спирали, а после превращались в иглы, которые с силой впивались в и без того перегруженный мозг. За окном совсем стемнело.

В душе поселились переживания о ней, о том, все ли будет в порядке… Они душили, выгоняя из кабинета, но он не поднялся с кресла, лишь набрал номер матери, прося приехать к Рите, и отключился, ничего не объясняя.