Знакомились по-разному, кто-то пропускал через голову и душу увиденное, кто-то паковал и отправлял на Родину то, что оказывалось в руках или можно было получить силой. Теперь все это богатство находится в домах ныне действующих и бывших офицеров, радует глаз их жен и детей и рождает мысли о том, как неплохо было бы устроить свою жизнь по образу и подобию увиденного в даже разрушенной и разоренной Европе. Не исключено, что такие мысли могли возникнуть и в головах жен и детей партийного начальства.
Как это может не беспокоить тех, кто поставлен беречь советский строй? Была война, и капиталистический враг на время стал союзником. Бывший враг оказывал помощь, помогал бороться с голодом, присылал одежду и обувь. Гриша до сих пор ходит в американском френче и высоких ботинках на толстой подошве, все помнят американскую тушенку и шоколад. Теперь это необходимо стереть из памяти и это лучше всего, получается, когда в головах обыкновенных советских граждан поселяется страх. Для этого есть надежные и давно проверенные средства и инструменты, это ненависть, зависть и конечно активисты, которые с готовностью и энтузиазмом заклеймят поборников и почитателей западной культуры и чуждого образа жизни.
Для краткости и удобства, людей похожих на таких поборников и почитателей, стали называть космополитами, а поскольку слово не очень понятно простому человеку то, для упрощения восприятия космополитизма, как явления вредного для советского общества, к нему стали относить людей с нестандартным мышлением, думающих и читающих. Лучше всего для этого годились интеллигенты, поэтому начали с ученых.
В научных организациях и на предприятиях появились «суды чести». Известно, как могут меняться люди на собраниях под присмотром партийного начальства, и какая участь грозит тем, кто оказывается под таким судом. Для них следующая остановка — кабинет следователя. С учеными еще не разобрались, а уже обратились к деятелям культуры.
В театре и не только в театре очень неуютно стали чувствовать себя лица еврейской национальности, кажется, их назначили жертвами. Что же дальше? Хочется надеяться, что не дойдет до погромов. Кажется, нас опять подталкивают спуститься в средневековье.
Что же с этим делать? Ведь рождаются дети, подрастают, становятся октябрятами, потом пионерами, комсомольцами, этого не избежать, как не избежать и того, что каждый день им придется слушать радио, читать газеты и тогда, чем наполнятся их головы?
Андрюша пошевелился, как будто почувствовал, что отец подумал о его будущем, и заплакал, а Александр решил, что, вероятно пора менять пеленки и кормить малыша, он отбросил неудобные мысли, поднялся со скамьи и поспешил к дому.
В это же время Гриша подходил к тому месту, которое по старинке москвичи продолжали называть Покровскими воротами и издали заметил Александра с коляской.
В этом году Гриша оканчивал школу, и пора уже было выбрать институт, в который летом надо будет поступать. Гриша вырос в творческой семье, все его близкие были связаны с кино или театром и, казалось, у него просто не могло быть другой дороги, но он не был уверен, что именно в этом его призвание. Его также привлекала романтика путешествий, хотелось увидеть море, побывать в горах, ощутить горячий воздух пустыни, все это можно было сделать став журналистом или инженером и рассказывать или участвовать в реализации планов восстановления и развития народного хозяйства, о которых так много пишут в газетах и говорят по радио. Сейчас он шел в геологоразведочный институт послушать преподавателей и студентов старших курсов о романтике, красоте и трудностях этой профессии.
Гриша махнул рукой Александру и перебежал дорогу.
— Привет папаша! — поздоровавшись с Александром, он склонился над коляской, — Как дела, племянник? Что нагулялись? Пора покушать и опять поспать?
Он перевел взгляд на Александра:
— Вот бы мне так пожить, хотя бы денек.
Александр улыбнулся:
— У тебя все это было и уже далеко позади, и как ты знаешь, дважды в одну реку не войти.
— Да, ты прав. Хотя с философской точки зрения это немного другой случай.
— Ах ты, умник. Ты не на философский случайно собрался поступать?
Тут уже рассмеялся Гриша:
— Нет, избави бог, меня, а главное родных и близких. Я к геологам. Хочу послушать, как они молоточком простукивают породу.
— Ладно, дерзай. Вечером расскажешь, какой нотой звучит золото, а какой серебро.
Гриша поспешил дальше, а Александр подумал, что и правда, вечером надо зайти к Панариным, повидать Илью Григорьевича, что-то он стал в последнее время прихварывать.
Придя домой, Александр передал Андрюшу на попечение Анастасии Георгиевны, быстро перекусил и отправился в театр. Там после репетиции должно состояться собрание, на нем информация о политической обстановке в мире, затем персональное дело одного молодого актера.
Александр не был занят в вечернем спектакле и собрание, назначенное на четыре пополудни, было совсем некстати, но не пойти на него было нельзя, и Александр выбрал себе место в зале подальше от президиума.