Недетские истории

С полом ребенка врачи не ошиблись, все остальное предугадать оказалось невозможно. Несколько дней младенца держали в реанимации, поскольку даже дышать оказалось для него делом непосильным. По ходу обследований выявился целый список тяжелейших отклонений в развитии. В какой-то момент врачи почти уговорили молодых родителей отключить аппарат искусственного дыхания, но ребенок вдруг задышал сам. Никакого отказа оформлять не стали, забрали мальчика домой и попытались жить дальше.

Сначала очень трудно было привыкнуть к мысли, что это случилось именно с ней, веселой, красивой Настей. Она засыпала, примирив себя за день с этой мыслью, а утром просыпалась и опять не могла поверить в свою беду...

Потом пришло время вопроса: за что? Что я такого сделала, чем провинилась? Она чуть ли не по дню перебирала весь последний год своей жизни, профессионально и дотошно вдумываясь в каждую мелочь, но так и не смогла найти причину. Это сводило с ума, лишало последних сил. Потом стало очень трудно пережить жалость и брезгливость окружающих.

Муж продержался целых четыре года. Это были очень тяжелые годы, и Настя была благодарна ему за терпение. Потом он ушел, а она осталась со своим мальчиком, Алешей, с массажами, лекарствами, уколами. Она училась жить без надежды на чудо и радоваться даже мелким победам. Именно тогда Настя поняла, что не должна закрывать все двери в свою жизнь и объявила войну одиночеству: теперь она снова ходила в гости и обязательно брала с собой сына. Она усаживала инвалида на одеялко рядом с собой и пыталась приучить его к присутствию незнакомых людей, а людей ― к тому, что у нее такой особенный мальчик. Настя понимала, что всерьез испытывает терпение друзей, ― даже смотреть на Алешу человеку неподготовленному было тяжело. У мальчика было перекрученное тело и постоянно открытый рот, который она ловко вытирала привычным движением руки, не прерывая разговора...

Она научилась не обращать внимания на испуганные или нездорово-любопытные взгляды на улице и в магазине, перестала расстраиваться, слыша глупости, сказанные свистящим шепотом за ее спиной. Глупые люди, они уверены, что с ними такого случиться не может...

Дома она читала своему мальчику книжки, включала музыку, рисовала картинки и придумывала все новые игры, которые могли бы пробудить в ребенке интерес к жизни. Она написала на карточке слово «мама» и, наклоняясь над кроваткой, показывала на себя пальцем и повторяла по многу раз: «Мама». На то, чтобы мальчик уяснил это слово, ушло полгода... Настя научилась радоваться своим победам. Однажды позвонила подруга и стала привычно жаловаться на жизнь: муж, похоже, изменяет, дети не учатся, на работе завал. Потом, спохватясь, спросила: «А у тебя-то как?» «Все отлично, все просто очень хорошо, ― искренне ответила Настя, ― вчера у Алеши разогнулся мизинец на правой руке...»

Мальчик рос, и все труднее стало спускаться и подниматься по лестнице в их квартиру на пятом этаже. Но Настя не разрешала себе и сыну сидеть дома даже один день, она тащила инвалидную коляску и больного ребенка, помогая ему переставлять ноги, с трудом преодолевая каждую из восьмидесяти семи ступенек. Они выходили на прогулки, отправлялись в гости, посещали детские спектакли. Ее мальчик, она в этом была абсолютно уверена, уже все понимал и по-своему реагировал на радостные и грустные события их жизни. Конечно, всегда не хватало денег, но Настя привыкла быть очень экономной, к тому же время от времени помогал бывший муж.

О работе врача она как‑то совсем забыла, хотя стала, пожалуй, уникальным специалистом узкого профиля ― по преодолению последствий церебрального паралича, по выживанию с ребенком-инвалидом. Ей было очень трудно, но ни разу, ни одного дня она не пожалела о том, что не отказалась от своего мальчика.

Однажды Настя прочла заметку о забытом богом и людьми интернате для детей-инвалидов. Располагался он далеко от города и в стороне от проезжих дорог. Так повелось еще в Советском Союзе ― убирать с глаз подальше все и всех, кто мешал радостному восприятию новой жизни. Инвалиды считались чем-то вроде брака, испорченного человеческого материала, любоваться на них всем остальным, «нормальным» людям, совсем необязательно. После развала Союза жизнь в интернате стала совсем тяжелой, в девяностые не хватало не только лекарств, но даже еды, из обслуги поувольнялись почти все... Настя прочитала о трудной жизни интерната и поняла, что может и должна там работать.

Им с Алешей выделили маленькую комнатку в здании интерната, и началась новая страница жизни. Настя сначала работала просто врачом, а затем, за отсутствием других кандидатур, ее назначили директором заведения.