Недетские истории

...Настя зашла в комнату самых тяжелых. Она никогда не плакала, глядя на лежачих детей, она всегда им улыбалась. Она знала, что все они чувствуют ее присутствие, ее настроение, что они рады ей. Настя подошла к кровати, где лежала Кристина. Она взяла руку девочки и стала рассказывать ей, как вчера обитатели интерната отмечали проводы зимы: сожгли соломенное чучело, ели блины. На улицу выбрались все-все ходячие, и даже вынесли, укутав потеплее, некоторых тяжелых детей. Сторож положил сена в сани, запряг тихую лошадку Зорьку и катал всех желающих вокруг интернатского здания... Настя рассказывала девочке о том, что не случилось и уже никогда не случится в ее жизни. Она не виновата, никто не виноват.

История десятая. Случайный сюжет

Томас терпеть не мог такие дни, когда ничего не происходило. Точнее, происходило, конечно, но добывать информацию, а уж тем более снимать происходящее становилось все труднее... Прошло почти три года с начала войны, и российские власти, опомнившись, резко сократили журналистское присутствие на театре военных действий. Сначала эти запреты не принимали всерьез, всеми правдами и неправдами пробираясь к местам событий, но тут один за другим стали пропадать коллеги... Иногда возвращались (за выкуп), иногда исчезали бесследно.

Выбираться из города на свой страх и риск теперь решались немногие.

А значит, оставалось ждать официальной информации военной пресс-службы и злиться от невозможности сделать настоящую работу.

В один из таких дней корреспондент немецкого телевидения Томас Руге слонялся по маленькому рынку, расположенному в самом центре разрушенного города, на краю площади. Здесь удалось кое-как расчистить землю от битого кирпича и мусора, установить шаткие деревянные столы и наладить кой-какую немудрящую торговлю. Большинство торговцев размещали свой товар прямо на земле, на кусках грязной бумаги, или на ящиках из-под снарядов. Торговали консервами из очередной партии гуманитарной помощи, яблоками, сигаретами, водкой, старыми вещами, а если очень надо ― то и оружием. Томас шел вдоль ряда торговцев, высматривая что-нибудь из еды, и тут заметил двух мальчишек, шнырявших по рынку. Они были грязными, оборванными и явно старались что-нибудь украсть со столов и ящиков, но продавцы были начеку, и дети то и дело получали тумаки и ругань. Томас ускорил шаг, пытаясь не упустить из виду мальчишек, удиравших после очередной неудачи, обогнул самодельные палатки, какой-то вагончик и увидел их. Один ― смуглый, невысокий, в рваной куртке и резиновых сапогах, другой ― чуть повыше, светлее, но тоже очень худой и плохо одетый. Наверное, им было лет по семь-восемь, трудно сказать... Дети подобрали окурок, только что брошенный человеком в камуфляже, и пытались его раскурить.

Светленькому на самом деле было уже десять лет, и звали его Борей. Он был такой большой, что даже помнил довоенную жизнь в Грозном. Они с мамой жили вдвоем в центре города, на красивой зеленой улице, в светлом большом доме, во дворе которого всегда было много детей. Мама работала на «скорой», дежурила в смену, сутками. Если не удавалось пристроить сына друзьям или соседям, брала с собой в больницу. Там она читала маленькому Борьке книжку, а если был вызов, быстро укладывала его спать на диванчик в служебной комнате. Рано утром, когда заканчивалось мамино дежурство, она поднимала сыночка на руки и несла, полусонного, в машину. Знакомые водители никогда не отказывались подбросить медсестру и ее ребенка до дома. Машина мчалась по пустым улицам, а Боря время от времени просыпался и понимал, что сидит у мамы на руках, что едут они домой и что наступает новый день. Он так и запомнил мирную жизнь: раннее летнее утро, пустые красивые улицы, поливальные машины, идущие навстречу цепочкой, одна за другой, первые лучи солнца и маленькие радуги, которые вспыхивают в брызгах воды... Потом стало как-то хуже. Знакомые, приходя в гости, заводили какие-то невеселые разговоры о том, что отсюда надо уезжать, что стало опасно ходить по улицам. Мама отмахивалась, но однажды, когда она с сыном шла из магазина домой, навстречу попались несколько пацанов, старшеклассников наверное, с самым настоящим автоматом в руках. Подростки ничего не сделали, но Борька почувствовал, как испугалась мать: она молча сильно сжала его руку и почти побежала после того, как разминулись. В тот же день мама написала письмо своей тетке, проживавшей в соседней области, в России, но та ответила, что принять их не может, сама еле сводит концы с концами да и квартирка у нее маленькая... Больше просить было некого, и они никуда не уехали. А потом началась война.