Недетские истории

Уже сейчас меня пугает Тосина артистичность, ее желание быть на виду. Ей было года четыре, когда мы пришли на вполне взрослый спектакль, классический балет, где в массовых сценах танцевали, к Тонькиной зависти, девочки моей подруги Тани. Дочка вполне прилично отсидела первое отделение, но в антракте я решила уходить ― поздно, да и устал ребенок. Но Тоня отказалась категорически, напомнив мне, что сейчас надо успеть забежать в буфет, съесть что-нибудь вкусненькое, а потом снова смотреть, как танцуют наши знакомые. Я пожала плечами и согласилась, а зря. К концу второго действия девочка уже еле сидела. Она вертелась, громко комментировала происходящее, пыталась походить перед сценой (мы сидели в первом ряду). Татьяна, видя мои мучения, взяла Тосю за кулисы. Минут через десять спектакль закончился, занавес закрылся и открылся вновь для поклона артистов. Раздались аплодисменты и хохот: на сцене, держа за руки исполнителей главных ролей, стояла Тося в съехавшей набок юбке. Артисты поклонились, девочка сделала то же. Солисты отбежали назад, чтобы вернуться на авансцену, при этом Тосю они норовили оставить сзади. Не получилось: девочка бойко проделала тот же маневр и даже умудрилась принять в руки один из букетов, которые протягивали артистам зрители. Снова упал и снова поднялся занавес. Тося уверенно стояла на своих маленьких ножках посреди сцены и раскланивалась на все четыре стороны. Зал взревел. Занавес поднимали еще несколько раз, я в отчаянии кричала: «Уходи!» Тоська щурилась, пытаясь понять, откуда слышит мой крик, но упорно продолжала торчать на сцене. Наконец занавес перестали поднимать, а я побежала к служебному выходу, поскольку встретить своих должна была там. Мимо проходили люди, смеясь, спрашивали: не моя ли девочка так освежила финальную сцену спектакля? Потом вышла Антонина с очень серьезной физиономией и сказала:

― Мама, ты слышала, как громко мне аплодировали?

― Доченька, а как ты думаешь, за что тебе аплодировали?

― Не знаю... Но ведь аплодировали!

Сцена ей с тех пор полюбилась. Недавно мы были на школьном празднике в лицее «Подмосковный». Учащиеся разных классов пели, танцевали и рассказывали стихи. Моя дочка приплясывала в проходе, подпевала знакомые песни, а в конце обернулась ко мне и, показывая рукой на сцену, спросила:

― Мама, а я, когда вырасту, ТАМ буду?

― Боюсь, что да...

История шестая. Ильяс

 Они пришли в Останкино все втроем, хотя я приглашала только Хелен. Очевидно, им не хотелось расставаться даже ненадолго. Малыша они по очереди держали на руках, и было понятно, что он любим и что он это знает, чувствует. Восьмимесячный татарский мальчик Ильяс летел на свою новую родину ― в Америку. Он родился в российской глубинке и был тут же оставлен молодой мамашей на попечение государства. Дело в том, что у ребенка оказался врожденный дефект: правая рука отсутствовала по локоть.

Его судьба была, казалось, предопределена: больница ― дом ребенка ― инвалидный дом или дом престарелых. Наши соотечественники практически не берут в свои семьи детей-инвалидов. Но вмешался случай: фотографии мальчика попались на глаза американцам, и они решили взять в свою семью еще одного ребенка. Первого, Сашу, они усыновили за год до этого.

Об этой истории я узнала случайно, накануне первого июня, Дня защиты детей. В программе «Герой дня» не очень-то принято было отмечать такие формальные праздники, но был тот тяжелый для работы период, когда не происходило ровным счетом ничего значимого, интересного, и мы с моими коллегами уже сломали голову, придумывая, кого бы позвать в эфир. Вот тут кто-то и вспомнил о детском дне и об американцах.

Это был 1998 год. Наши патриоты еще не придумали самоутверждаться за счет сирот, иностранцы еще не были злодеями, похищающими наших замечательных детей, для того чтобы замучить их на чужбине. Разговор был спокойным: о том, почему они решили взять в семью чужого ребенка, о том, какие трудности их ожидают... После эфира мы сфотографировались все вместе ― на память.

Прошло несколько лет, и в Америке какие-то уроды убили ребенка, привезенного из России. Узнали мы об этом потому, что вся большая американская страна бурно переживала трагедию, журналисты давали подробные отчеты о ходе судебного разбирательства. В России это событие стало поводом для патриотической истерики и очень скоро привело к тому, что иностранное усыновление практически оказалось под запретом.

Именно тогда я вспомнила об Ильясе и стала искать его новую семью. Мне хотелось узнать, как они живут, все ли у них в порядке. Интернет ― великое изобретение, и очень скоро я уже рассматривала фотографии, присланные мне из штата Коннектикут.