Недобрый час

Из ризницы, где он переодевался к мессе, падре Анхель слышал, как Тринидад собирает свой урожай мертвых мышей, а в церковь между тем тихо проходят женщины, которых он там видел каждое утро. Во время мессы он со все усиливающимся раздражением замечал ошибки служки, его отвратительную латынь и в момент окончания службы испытал беспросветную тоску, терзавшую его в худшие минуты жизни.

Он уже шел завтракать, когда путь ему преградила сияющая Тринидад.

- Сегодня еще шесть попались! - воскликнула она, показывая коробку с дохлыми мышами.

Падре Анхель попытался стряхнуть с себя уныние.

- Великолепно, - сказал он. - Теперь нам надо только найти норки, и тогда мы избавимся от них окончательно.

Тринидад уже нашла норки. Она рассказала, как в разных местах храма, особенно в звоннице и у купели, отыскала их и залила асфальтом. Этим утром она видела, как о стену билась обезумевшая мышь, тщетно проискавшая всю ночь вход к себе в дом.

Они вышли на замощенный камнем дворик, где уже распрямлялись первые туберозы. Тринидад остановилась выбросить дохлых мышей в отхожее место. Войдя в свою комнату, падре Анхель снял салфетку, под которой каждое утро, словно по волшебству, появлялся завтрак, присылавшийся ему из дома вдовы Асис, и приготовился есть.

- Да, чуть не забыла: я так и не смогла купить мышьяк, - сказала, входя к нему в комнату, Тринидад. - Дон Лало Москоте говорит, что продаст его только по рецепту врача.

- Мышьяк уже не понадобится, - сказал падре Анхель. - Они теперь задохнутся в своих норах.

Пододвинув кресло к столу, он достал чашку, блюдо тонкими ломтиками кукурузного хлеба и кофейник с выгравированным японским драконом. Тринидад открыла окно.

- Всегда надо быть наготове - вдруг они появятся снова, - сказала она.

Падре Анхель начал было наливать себе кофе, но остановился и посмотрел на Тринидад: в бесформенном балахоне и ортопедических ботинках она подходила к его столу.

- Ты слишком много об этом думаешь, - сказал он.

Ни в этот момент, ни позднее падре Анхель так и не обнаружил в густых бровях Тринидад хоть какого-нибудь намека на беспокойство. Не сумев унять легкое дрожание пальцев, он долил в чашку кофе, бросил в него две чайные ложки сахарного песка и, не отрывая взгляда от висевшего на стене распятия, стал размешивать.

- Когда ты исповедовалась в последний раз?

- В пятницу, - ответила Тринидад.

- Скажи мне одну вещь: было ли хоть раз, чтобы ты скрыла от меня какой-нибудь грех?

Тринидад отрицательно покачала головой.

Падре Анхель закрыл глаза и вдруг, перестав мешать кофе, положил ложечку на тарелку и схватил Тринидад за руку.

- Стань на колени, - сказал он ей.

Ошеломленная Тринидад поставила картонную коробку на пол и стала перед ним на колени.

- Читай покаянную молитву, - приказал падре Анхель отеческим тоном исповедника.

Скрестив на груди руки, Тринидад неразборчиво забормотала молитву и остановилась только, когда падре положил ей руку на плечо и сказал:

- Достаточно.

- Я лгала, - сказала Тринидад.

- Что еще?

- У меня были дурные мысли.

Так она исповедовалась всегда - перечисляла общими словами одни и те же грехи и всегда в одном и том же порядке. На этот раз, однако, падре Анхель не мог противостоять желанию заглянуть немного поглубже.

- Например? - спросил он.

- Я не знаю, - промямлила Тринидад. - Просто бывают иногда дурные мысли.

Падре Анхель выпрямился.

- А не приходила тебе в голову мысль лишить себя жизни?

- Пресвятая дева Мария! - воскликнула, не поднимая головы, Тринидад и постучала костяшками пальцев по ножке стола. - Нет, никогда, падре!

Падре Анхель рукой поднял ее голову и, к своему отчаянию, обнаружил, что глаза девушки наполняются слезами.

- Ты хочешь сказать, что мышьяк тебе и вправду нужен был только для мышей?

- Да, падре.

- Тогда почему ты плачешь?

Тринидад попыталась снова опустить голову, но он твердо держал ее за подбородок. Из ее глаз брызнули слезы, и падре Анхелю показалось, будто по его пальцам потек теплый уксус.

- Постарайся успокоиться, - сказал он ей. - Ты еще не закончила исповедь.

Он дал ей выплакаться и, когда почувствовал, что она уже не плачет, сказал мягко:

- Ну хорошо, а теперь расскажи мне.

Тринидад высморкалась в подол, проглотила вязкую, соленую от слез слюну, а потом заговорила снова своим низким, на редкость красивым голосом.

- Меня преследует мой дядя Амбросио, - сказала она.

- Как это?

- Он хочет, чтобы я позволила ему провести ночь в моей постели.

- Рассказывай дальше.

- Больше ничего не было, - сказала Тринидад. - Ничего, клянусь богом.

- Не клянись, - наставительно сказал падре. И тихо, как в исповедальне, спросил: - Скажи, с кем ты спишь?

- С мамой и остальными женщинами, - ответила Тринидад. - Нас семь в одной комнате.

- А он?

- В другой комнате, где мужчины.

- А в твою комнату он не входил ни разу?

Тринидад покачала головой.

- Ну, не бойся, скажи мне всю правду, не отставал от нее падре Анхель. - Он никогда не пытался пойти в твою комнату?

- Один раз.

- Как это произошло?