Недобрый день

И Мордред — ретивее прочих. Он и не рассчитывал, что с легкостью и сразу же войдет в братство принцев, и в самом деле, бастарду пришлось непросто.

Близнецы неизменно держались вместе, а Гавейн приглядывал за Гаретом, защищая брата от кулаков и пинков двойняшек и в то же время пытаясь закалить маленького баловня матери.

Именно благодаря этому Мордред в конце концов ворвался в заговоренные пределы четверки законных отпрысков Моргаузы.

Однажды ночью Гавейна разбудили всхлипывания Гарета. Близнецы спихнули его с кровати на холодный камень и теперь, смеясь, противились попыткам малыша вскарабкаться обратно в тепло. Гавейн, слишком сонный, чтобы принять решительные меры, попросту втащил Гарета в собственную постель. Это означало, что Мордреду придется переселиться к близнецам. Те — сна ни в одном глазу, настроенные весьма воинственно — даже и не подумали подвинуться, но, расположившись по краям широкой кровати, изготовились к обороне.

Мордред постоял на холоде несколько минут, не сводя с недругов глаз, пока Гавейн, не замечая ничего вокруг и не обращая внимания на приглушенное хихиканье близнецов, утешал малыша. Затем, не пытаясь забраться в кровать, Мордред внезапно подался вперед, резким рывком сдернул плотное, подбитое мехом одеяло с голых мальчишечьих тел и приготовился расположиться на полу.

Яростные вопли близнецов заставили Гавейна обернуться, но он только расхохотался, обняв Гарета одной рукою, и ограничился ролью наблюдателя. Агравейн и Гахерис, закоченевшие на холоде, дружно ринулись на Мордреда, и в ход пошли кулаки и зубы. Но чужак оказался проворнее, тяжелее и жалости не ведал. Ударом в живот он отшвырнул Агравейна назад, на кровать; тот опрокинулся на спину, хватая ртом воздух. Гахерис вцепился зубами в руку недруга. Мордред схватил с сундука кожаный пояс и принялся полосовать противника по спине и ягодицам. Тот наконец выпустил брата и с истошным визгом спрятался за кроватью.

Мордред не стал преследовать обидчиков. Он бросил одеяло обратно на постель, отложил пояс на сундук, затем вскарабкался на кровать и укрылся от холодного сквозняка, задувающего от окна.

— Ну ладно, мы в расчете. Идите сюда. Я вас пальцем не трону, если сами не напроситесь.

Агравейн угрюмо сглотнул, выждал не более минуты-другой и повиновался. Гахерис, все еще потирая ягодицы, свирепо сплюнул.

— Бастард! Рыбацкий ублюдок!

— И то и другое, — невозмутимо подтвердил Мордред. — Как бастард, я вас старше, а как рыбацкий ублюдок — сильнее. Так что заткнитесь и лезьте под одеяло.

Гахерис оглянулся на Гавейна, поддержки не встретил и, дрожа от холода, нырнул в постель. Близнецы развернулись к Мордреду спиной и, судя по всему, тотчас же заснули.

На соседней кровати Гавейн, улыбаясь, поднял руку в жесте, означающем: «Победа!» Гарет широко усмехался: слезы его уже просохли.

Мордред помахал в ответ, плотней закутался в одеяло и вытянулся поудобнее. Вскорости — но не раньше, чем убедился, что близнецы и впрямь уснули, — он позволил себе расслабиться в тепле мехов и забылся сном, в котором, как всегда, честолюбивые грезы в равной доле смешивались с кошмарами.

После этого случая трения прекратились.

Агравейн даже проникся к Мордреду невольным восхищением, а Гахерис, хотя здесь он с близнецом разошелся, угрюмо соблюдал нейтралитет.

С Гаретом проблем не возникало. Мордред без труда заручился его дружбой: к тому располагали и приветливый нрав малыша, и скорая, молниеносная месть, что бастард обрушил на его мучителей. Но Мордред соблюдал осторожность, стараясь не встать между малышом и первым его кумиром. С Гавейном следовало считаться в первую очередь, а Гавейн, в характере которого наследие Пендрагонов отчасти вытеснило темную кровь Лотиана и извращенные дарования матери, воспротивился бы любому посягательству на его права.

В отношении самого Гавейна Мордред оставался нейтрален и выжидал. Пусть сам задает тон.

Так минула осень, за нею — зима, и к тому времени, как снова вернулось лето, Тюлений залив превратился в воспоминание. И манерой держаться, и платьем, и познаниями по части искусств, подобающих принцу Оркнейскому, Мордред ничем не выделялся среди сводных братьев. Как самого старшего, его по необходимости ставили в пару скорее с Гавейном, чем с прочими, и хотя поначалу на стороне Гавейна было преимущество долгого обучения, со временем мальчики сравнялись.

Мордреда отличали тонкий расчет, иными словами — коварство, и холодная голова; Гавейна — блеск и стремительность, что в худшие дни оборачивались безрассудством, а то и слепой жестокостью. В целом они сходились с оружием на равных и уважали друг друга с приязнью, хотя и без любви. Любил Гавейн малыша Гарета — с неизменным, безоглядным постоянством и вымученно, зачастую во вред себе — мать. Близнецы жили друг для друга. Мордред, хотя и был принят и, по всему судя, ощущал себя в новом окружении как дома, всегда держался особняком, за пределами клана, — и подобная независимость его явно устраивала. С королевой мальчуган виделся редко и даже не подозревал, сколь пристально она за ним наблюдает.