Недометанный стог (рассказы и повести)

«Докажу!» — думает Тереха, шагая по бревнам, балансируя на них, втыкая с размаху в плотную древесину багор, ворочая стволы с медвежьей силой. «Докажу!» — стучит в Терехиной груди. Думается ему, что докажет он молодому инженеру — прежде всего, — а также и директору, и ребятам-сплавщикам, и всем-всем. И не сознается себе Тереха, не отдает себе отчета, что главным-то образом, пожалуй, хочется ему доказать нечто очень важное, необходимое, без чего и жить — наплевать, не кому-то иному, а именно самому себе…

«Газик» промял в песке глубокую колею и развернулся чуть ли не у самой воды. Вышли директор, молодой инженер и шофер. Шофер присел на корточки, плескал воду в лицо и блаженно крякал. Директор и молодой инженер обозревали затор и картину работы на нем.

— Здорово наворочали, — довольно сказал директор. — Ай да молодец Терентий Антоныч! Смотри-ка, Анатолий Павлович, ведь скоро они верхнюю пробку повыбьют. А выше залома вода поднялась как от плотины. Как жахнет основная струя по протоке — только бревна заиграют!

— Что-то уж больно странная линия протоки. Не ошибается ли он? — усомнился молодой.

— По-омнит! — успокоительно ответил директор. — Отличным лоцманом был. Ну не молодец ли старина?! Ведь он не по всей длине разбор протоки организовал. Зачем, дескать, мучиться? Остальное вода доделает. Пробки оставил. И смотрите, как оставил: там, где самый сильный пронос будет. Словно курсы по этому делу кончил. Ну, старик! — не переставал восхищаться директор и, чуть улыбнувшись, скосил глаз на молодого.

Молодой инженер промолчал.

«А упрям же ты, однако, братец, — сказал про себя директор. — Что теперь, если не по-твоему вышло? Совсем не дело так-то».

…Когда солнце начало заваливаться к закату, были выдернуты последние пучки и растасканы баграми последние навалы леса, загораживавшие вход в протоку большой воды. Рванула струя, и толстенные шест и метровые бревна закрутились в ней, как щепки. Поволокла вода сплошную массу леса по только что пробитому проходу. Первый посыл бурного вала в стороны от главного русла разбился на тысячи ручейков и фонтанчиков о бревна, нагроможденные с боков протоки, но второй прилив уже выхватил и с боков отдельные деревья, увлек их к выходу на свободную гладь Ломенги.

— Ого-го-го-го-о! — радостно раскатилось по реке и отдалось в верхах, между крутоярами берегов.

— Пошла-а!

— Жми-и!

Спало общее напряжение, и сплавщики, что стояли по всей длине протоки, с обеих сторон, опустили вниз натруженные руки с баграми, отдувались, просовывали ладони под рубахи, отлепляя их от тела, давая поласкать горячие мышцы свежему воздуху.

Но отдыхать было еще рановато. То в одном, то в другом месте образовывались пробки, затирало лес — слишком густо шел он. Приходилось опять то и дело пускать в ход багры.

Тереха стоял несколько в стороне от протоки, очухивался. Хотелось сесть или, еще лучше, лечь прямо тут, на бревне, и подышать всей грудью, вытянуть ослабшие ноги, уронить вдоль туловища вконец уставшие руки. Но Тереха стоял, держась обеими руками за багор и опершись на него: так лучше отдыхала спина. Он видел, что от верхнего конца затора, где рабочие под началом главного инженера все возились с бонами, идут к нему директор и молодой инженер. Тереха видел их, хотя смотрел на протоку, и поджидал, когда они подойдут.

В эти минуты стала образовываться пробка почти на середине прохода. Сначала чуть задержалась большая группа бревен, шедших кучно. И сразу же быстрая струя понесла еще партию стволов. Бревна сшибались, лезли друг на друга, подныривали одно под одно, отскакивали от удара немного назад и снова громоздились на идущие впереди. Пробка росла.

Со всех сторон к этому месту бежали сплавщики с баграми, как с пиками, наперевес — на помощь не успевавшим распихивать бревна товарищам. Подхватив багор, затрусил туда же и Тереха.

Но непослушные от переутомления ноги донесли его до места лишь тогда, когда десятки багров распихали пробку и проталкивали бревна дальше. Не желая оставаться безучастным наблюдателем ответственного момента работы, Тереха установился попрочнее на толстом сосновом стволе у края протоки, изловчился и взмахнул багром, целясь в бойкое бревнышко, которое поворачивалось, собираясь встать поперек потока.

И оплошал Тереха. Или рука дрогнула, или нога скользнула по гладкой сосновой коре, но только промазал старый. Острие багра едва задело бревнышко, отщепив кусок коры. А Тереха, потеряв равновесие, полетел в воду.

Дружный хохот сплавщиков приветствовал появление Терехи, когда тот, отфыркиваясь, вынырнул метра на два ниже по течению места своего случайного прыжка. И в тот же момент два или три голоса, покрывая хохот, рявкнули с отчаянно-суматошной интонацией одно и то же:

— Берегись!

Но Тереха не успел понять значение этого окрика и как-то отреагировать на него. Здоровенное еловое бревно, несомое с большой скоростью буйным потоком, комлем вперед, со всего размаху ударило Тереху в голову.