Земля, схваченная первыми морозными ночами, звенела под каблуками. Дорога, словно летом, была суха и пыльна. Хрустели ледяшки в маленьких вымерзших лужицах.
Левка вдыхал бодрящий холодный воздух, повертывался боком к легкому, но резковатому северному ветерку и шагал к небольшому бревенчатому дому с высоким крыльцом, синими наличниками и узорчатыми занавесками на окнах.
Сколько раз он проделывал этот путь! Ходил по размытой весенними грозами дороге, по мягкой и горячей пыли летом, вдыхал майскую свежесть, июньскую вечернюю теплоту, пряные запахи конца лета. Теперь осень, а он все продолжает ходить.
Пройти можно с закрытыми глазами, ощупью завернуть за угол палисадника, перешагнуть канавку, вытереть ноги о соломенный коврик, стукнуть три раза в дверь. Левка так и сделал бы, но неудобно: могут увидеть соседи, которые и без того дружески подшучивают над ним.
— Рита дома? — спросил Левка, шагнув в светлый коридорчик с крашеным полом и низеньким потолком.
— Подожди там, я одеваюсь, — раздался из-за двери такой знакомый, звонкий голос.
Левка присел на подоконник.
Перед Риткой стояло на столе большое зеркало. Она поворачивалась перед ним, оглядывая свою фигуру, и смеялась, обнажая ровные блестящие зубы. Молодостью и красотой налита Риткина фигура, румянец лежит на щеках, вызывающе смотрят карие глаза, черные косы сплелись на голове в причудливый венец.
— Ну что дурачишься? — сказала ей, оторвавшись от книги, худенькая белокурая девчушка с мелкими веснушками на курносом носу. — Ведь ждет там парень-то.
— Ничего, — пропела Ритка, еще раз поворачиваясь перед зеркалом. — Пусть подождет. Куда спешить? Не вопросы государственной важности решать будем…
Главная улица поселка уводила шедших рядом Ритку и Левку к Ряхме. Летом ходили на ее берег ребята с гармонями. За ними шли девчата и будили поселок песнями и задорными частушками. А теперь на берегу было пустынно и холодно.
— Пойдем к Ряхме, — тоном, не допускающим возражений, сказала Ритка. — Может, она встала: сегодня ночью-то крепко подморозило.
— А может, лучше куда-нибудь в другое место? — предложил Левка. — На берегу холодно, можно простудиться.
— Иди куда хочешь, — капризно сказала Ритка, — а я — к Ряхме. — И она запрыгала через промерзшие до дна лужи, ловко перелетая с одной кочки разбитой машинами дороги на другую. Обернувшись к нему и глядя, как он перепрыгнул через лужу, она крикнула: — Давай догоняй! Эх, ты, медведь, а еще физкультурник…
Левка на самом деле чувствовал себя рядом с ней медведем. Сразу терялась его подвижность и ловкость, и все из-за этой легкой фигурки, удалявшейся от него.
В сотый раз подумал Левка: «А ведь, наверно, никогда я не буду чувствовать себя просто с ней. — Но тут же отогнал эту мысль. — Конечно, у Ритки есть недостатки. А у кого их нет? Зато и умная она, и красивая, и веселая. Правда, иногда слишком капризная, но это пройдет». И потом — разве он не любит ее? Она его тоже любит, иначе не предпочла бы его всем ребятам. В общем, сегодня в семь будет решающий разговор.
Они вышли на берег Ряхмы и встали у края обрыва. Все эти дни по реке шло «сало», но сейчас не было слышно шуршания льдин. Узенькая перемычка связала две столкнувшиеся льдины, и выше этого места образовалась каша из битого льда, еще выше нагромоздились ледяные поля, разделенные полыньями, а ниже рябилась черная ледяная вода.
— Гляди-и-и, — восторженно выдохнула Ритка, — встала…
Небо в этот вечер закрыли тучи. Только на западе осталось открытым небольшое полукружье зеленоватого вечернего цвета, на бледном фоне которого рисовались контуры штабелей леса, шел по невидимой дороге человек, и загорелась первая звезда. Восточная половина неба была темной, зато западную, около полукружья, испещрили багровые мазки. Казалось, черного меха шубу окунули в золотую краску, выжали потом насухо и натянули на небосвод. В отжатых местах образовались темные провалы, другие же части шубы горели червонным багрянцем. Начинало темнеть.
— Да-а, — протянул Левка, — здорово красиво.
Лучи заходящего солнца отразились от ледяных полей, осветили верхушки соснового бора, спускавшегося к реке, и выделили стоящую на противоположном берегу белоголовую иву.
Поздней осенью, когда золотыми кострами пылают березы, когда буреют еловые перелески и под утренними заморозками трещит жухлая трава, стоят на полевых межах, на распутьях дорог, на высоких берегах речек и рек такие белые ивы. Их седые головы, на которых не осталось ничего, кроме белого пуха, издалека видны в хрустальной чистоте погожего осеннего дня. Под остывающим светом невысокого солнца, в гулкой осенней тишине стоят они как предвестники близкой зимы и глубокого сна природы, а может быть, и как далекое, но теплое напоминание о пахучем цвете яблонь, о белеющих вишнях и о нежном весеннем цветении одуванчиков.
— Замечательно, — бойко оценила Ритка. — Вот бы веточку от этой ивы достать.
Она взглянула на Левку. Тот задумчиво смотрел на реку.
— Достань, — предложила Ритка.
— Чего? — как бы очнулся Левка от глубокого сна.