Недомолвки

Я проснулась от звука льющейся в душе воды. Открыла глаза, огляделась и сладко потянулась, вспоминая прошедшую ночь. Протянула руку за лежащим на прикроватной тумбочке, мобильным телефоном, чтобы проверить который час, и случайно сбила Ванин бумажник. Он глухо шмякнулся об пол и раздался тихий металлический звон. Без какой-либо задней мысли, я перегнулась через край кровати, и посмотрела вниз. Там, на дне бездны моей глупости, лежал раскрывшейся бумажник с вложенной в прозрачный кармашек фотографией курчавого карапуза с Ваниными небесно-синими глазами и ямочками на щеках, и тонкий ободок золотого кольца. Видимо, Ваня спрятал его в кармашек, когда мы вчера встретились.

Сон прошел мгновенно, желудок скрутило холодным узлом, и я почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

Он женат.

«Ну, разумеется, глупая ты корова!» – истерично возопила моя треклятая совесть. – «Ты же так торопилась скинуть с себя всю одежду и придаться воспоминаниям, что ни о чем его не спросила! А вы взрослые теперь, жизнь не стоит на месте и люди меняются. Так что поделом!»

Это было плохой, ужасной идеей. И я сама во всем виновата. Правда, осознание собственной вины не принесло облегчения, только боль стальным обручем сжала голову. Я почувствовала себя больной от злости, и замаранной.

Вода в душе смолкала, пара минут тишины, а затем звук босых ступней по паркету. Когда Ваня зашел, я так и сидела на краю кровати, свесив окоченевшие ноги и небрежно прикрывшись простыней. Скандалить не хотелось. Я не столько сердилась на Ваню, сколько на себя. Со мной так вечно: сначала сделаю, а потом как будто наблюдаю со стороны за размерами развернувшейся катастрофы. Вчера вечером я все сама себе придумала: и что он все еще помнит меня, и что из этой одной, короткой встречи можно построить целую жизнь, если только броситься в омут с головой. Сама воскресила в душе и сердце образ первой любви, и решила что Ваня – тот самый принц, который, с мечом наперевес, вновь спасет мое глупое девичье сердце. Вот только Ваня не принц, Тёма не дракон, а я глупая дуреха с ПМС, а никакая ни принцесса.

Моя проблема в том, что я сентиментальна и излишне эмоциональна. Я это осознаю. И это одна из причин, почему малознакомым людям иногда сложно меня понять, ведь я всему придаю эмоциональную подоплеку. Для меня у всех поступков существует сентиментальное обоснование: к примеру, мне гораздо важнее кто подарил мне, скажем, кружку – по какому случаю, с какими пожеланиями, – а не то, удобно ли из нее пить в принципе. Раньше я обижалась, потому что мне казалось, что все люди должны так чувствовать. У меня ушло много лет и слез, дабы понять, что это совсем даже не так. Иногда, кружка – это просто кружка. А секс – это просто секс…

Не оборачиваясь, я протянула Ване его бумажник с, прижатым сверху, обручальным кольцом.

– Пожалуй, тебе стоит уйти, – сказала я, а сама удивилась, как спокойно и равнодушно звучал мой голос.

Он молчал с минуту, оставаясь неподвижным, но я спиной чувствовала его взгляд. Потом Ваня сказал, неожиданно твердо, с нотами злости:

– Все не так.

– Ох, избавь меня от этого! – воскликнула я, чувствуя, как слезы подбираются к глазам.

Ваня вырвал из моих онемевших пальцев свой бумажник и яростно швырнул его на одеяло. Обошел кровать и, присев на корточки, замер передо мной. Когда наши взгляды встретились, он тяжело вздохнул и потянулся было ко мне, но я отпрянула, вздрогнув от внезапного приступа гадливости.

– Я хотел тебе сказать, правда. Но… как-то к слову не пришлось.

– Ты серьезно? Как на счет того момента, когда ты просил меня «остаться еще немного»? Или когда целовал и шептал, что никогда не забывал какие сладкие у меня губы? – я почти кричала, захлебываясь словами, но не могла остановиться. – Или когда предложил уехать вместе? Или когда здесь, на этой самой кровати, срывал с меня одежду и клялся, что никогда и ни с кем так себя не чувствовал? Как на счет любого из этих моментов, а?

Не осознавая, что делаю, я толкнула его в грудь, и Ваня покачнулся, едва удержавшись на ногах. Он не отрывал от меня взгляд, пока я говорила, и даже сквозь застилавшую пелену слез, я видела синее пламя, бушевавшее в глубине его глаз – чистое, яркое, отчаянное.

– Я не врал, – несмотря на мои протесты, Ваня потянулся и обхватил мое лицо, заставил посмотреть на него, услышать. – Я не врал тебе, ни разу. Я никогда, ни на один день, не забывал тебя. Ты ушла, подарив мне один короткий месяц, а я не удержал, не разглядел тогда чем ты для меня стала! А потом задыхался, потому что не мог забыть, не мог выкинуть тебя из головы и из сердца! Боже, мне ведь было всего восемнадцать! Я думал, что время все вылечит, – он на миг зажмурился. – Но шли месяцы, а ничего не менялось. Милая…

– Не называй меня так, – вздрогнула я.

– … когда я вчера тебя встретил, я понял, что судьба подарила мне еще один шанс. Нам.