Недомолвки

Я смотрела на Ваню, не в силах дышать от гремучей смеси переполнявших меня эмоций: удивления, брезгливости, злости. Такого я не ожидала. Чего угодно – что он посмеется надо мной, узнав, что я придаю этой ночи какое-то значение; пожмет плечами, сказав, что я перегибаю палку; закатит глаза и уйдет, или разозлится, или что там они, мужчины, обычно делают в таких случаях, – но не этого! Что, ради всего святого, он несет?

– Вань, ну что за бред? Ты мог найти меня. Я тебя умоляю, в наше то время! Мы же в одной школе учились, у нас куча общих знакомых, не говоря уже о ФэйсБуке, Ватсапе и других социальных сетях. Господи, да ты с Тёмой знаком, он дал бы тебе мой номер! К чему такая драма?

При упоминании Артема, Ванино лицо дернулось и приобрело злое выражение:

– Я спрашивал. Твой драгоценный дружок велел держаться от тебя подальше. Сказал, что ты давно все забыла и счастлива с другим.

– Что? С кем? – он говорил с Тёмой? И Тёма мне ничего не сказал? Чем дальше, тем запутаннее, а голова болит все сильнее.

– С ним.

– С Тёмой? Ты что-то не так понял, – уверенно сказала я, отказываясь верить, что Артем способен на такую ложь. Да и зачем?

– Да черт с ним, с Артемом! – подавшись вперед, Ваня притянул меня к себе. Простыня начала соскальзывать, и я судорожно ухватилась за края, не имея ни малейшего желания оказаться перед ним еще более уязвимой, чем уже себя чувствовала. От прикосновения его горячей кожи к моей холодной я ощутила дрожь во всем теле, и это была совсем не та дрожь долгожданного соединения, пронзавшая меня прошлой ночью. Это было что-то, очень похожее на ужас.

Я не хотела верить ему, не хотела, чтобы его слова были правдой, но боялась что это все же так. Потому что, если быть до конца честной, я никогда не любила Ваню. Не достаточно. Да, я была увлечена им, может даже, немного влюблена, но никогда – ни тогда, ни тем более, сейчас, – это не было той всепоглощающей страстью и тоской, которой горели его глаза.

– Тебе лучше уйти, – повторила я.

– Но почему? – Ваня вскочил на ноги и несколько раз быстро прошелся по комнате, запустив руки в волосы. – Ты вообще слышала, что я говорил?

– Ты женат, – лаконично ответила я. – И, насколько я понимаю, ты отец. Все это как-то не вписывается в нарисованную тобой картину душевных терзаний.

– Это было ошибкой! – вырвалось у него, и по Ваниному лицу стало ясно, что он впервые произнес эти слова вслух. Может, даже для себя. И мне стало нестерпимо гадко.

– Это мерзко. Как ты можешь называть свою семью ошибкой? – вновь завелась я, начиная терять самообладание. Все, чего мне сейчас хотелось, так это остаться одной и соскоблить с кожи его запах. Этим поступком Ваня одним махом перечеркнул все-то хорошее, что когда-то нас связывало. – Эта женщина, кем бы она ни была, наверняка любит тебя. Она подарила тебе чудесного малыша Вань, и не заслуживает того, что происходит сейчас. И я не заслуживаю. – Ваня просто стоял и смотрел на меня, а его, некогда такие знакомые синие глаза, углями тлели под сведенными бровями. – Если ты не любишь ее, это ваше дело. Но я не хочу быть частью этой грязи. Мы уже давно не дети, Вань, и принятые нами решения накладывают и ряд обязательств. Уходи.

– У тебя все так просто, – горько усмехнулся он, продолжая прожигать меня взглядом. – Не жизнь, а шахматная доска.

Тут он прав: с Ваней мне всегда было легко. Я не мялась и не заикалась, когда хотела донести до него какую-то свою мысль. И это лишний раз доказывает, что я никогда не была в него влюблена.

– Мы не закончили, – глухо сказал он. – В это раз я тебя так легко не отпущу.

Я промолчала. Ваня быстро похватал с пола свои вещи и, не сказав больше ни слова, вышел вон из комнаты. Спустя пару мгновений красноречиво грохнула входная дверь, и я осталась в долгожданном одиночестве.

5.

Первым делом я поменяла постельное белье. В приступе беззвучной ярости, я содрала с кровати простыни, сорвала наволочки и пододеяльник и едва подавила глупое желание сжечь все это к чертовой матери. Мне пришлось напомнить себе, что это всего лишь вещи и их спасет обыкновенная стирка, а вовсе не огонь инквизиции. Загрузив гору голубоватого хлопка в стиральную машину, я запустила режим стирки. Следующим пунктом у меня был душ – долгий, тщательный и с предельно горячей водой. Но едва войдя в ванную, я чуть не задохнулась – все здесь пропахло Ваней. Каждый вдох наполнял мои легкие отголосками его одеколона и пота. Поэтому, вооружившись губкой, средством с хлором и резиновыми перчатками, а отдраила всю ванную от пола и до потолка, прежде чем смогла, наконец, сама отмыться. Стоя под тугими струями воды, я никак не могла избавиться от разъедавшего меня чувства гадливости, стыда и досады на собственную глупость. Двадцать минут спустя, я, наконец, выключила воду, отжала волосы и, завернувшись в халат, завалилась на диван в гостиной. Утро измотало, голова по-прежнему раскалывалась, а в довершение всего нестерпимо хотелось спать. Укрывшись пледом, я решила подремать и прикрыла глаза, пообещав себе, что это всего лишь на часок.