Недоросль имперского значения

– Да. Юрас, говорят, слово знает. Заговорил это место. Ни сюда чужой не попадёт, ни отсюда не выйдет. В болотине сгинет. – Сказано это было таким замогильным тоном, что я почувствовал, как у меня мурашки побежали вдоль позвоночника. Как бы подтверждая его слова, где-то рядом заухал филин.

– Сейчас, подожди… – Мишка покопался где-то у входа, потом раздул сальную потрескивавшую лампаду. Как ни был мал источник света, но всё же он помог справиться со страхом.

– Да ладно тебе! – надеюсь, что достаточно бодро, сказал я. – Никаких заговоров не существует. Я точно знаю.

– Много ты знаешь! – обиделся пацан за свою сказку.

– Много-немного. Но наука утверждает, что всё это бред.

– Нау-ука! Тоже мне учёный нашёлся. Небось скажешь, что и арифметику знаешь?

– И арифметику, и алгебру с геометрией, и физику с химией. И ещё много чего. – непонятно почему, но мне захотелось похвастаться.

– Врёшь! Как поле треугольное померить?

– Ну… если целое поле, то через радиусы вписанной-описаной окружности не пойдёт. Угол тоже точно не измеришь. Поэтому половина стороны на высоту к ней и через две стороны и синус тоже отпадает. Получается, что проще всего формуле Герона.

– Это ещё что за зверь такой?

– Учёный. Формулу вывел. Вычисление площади треугольника через полупериметр, – пояснил я. Мишка, впечатлённый, пригорюнился. Сел, обхватив ноги руками, и положив голову на острые коленки.

– Я ведь тоже шёл. Учиться. Только на Питер не замахивался – далеко очень. А знаешь, я, наверное, с тобой пойду. Питер, так Питер! Ты как – не против? Ух, ты, вот здорово! – даже не дождавшись моего согласия, Мишка расфантазировался. – Вдвоём всяко сподручнее идти будет. До осени доберёмся. А там… там – Питер. Ты знаешь, говорят домищи – во! – показал он руками предполагаемый размер домов, едва не снеся при этом крышу шалаша.

– Рыбы – во! Сметаны – во! – иронично процитировал я кота – героя мультика про блудного попугая.

– Рыбы – да. А сметана – она в деревне лучше. Городские коровы ни в жисть такого молока не дают, – малой, естественно, совсем не понял юмора, но пыл поубавил. – Так что, идём вместе?

– Так и быть, идём! – немного важно сказал я, стараясь не выдавать охватившей меня радости. Ещё бы. Пусть Мишка пацан ещё, но он гораздо лучше меня знает современные реалии. И условия выживания в чистом поле… или в лесу, не важно. – Когда пойдём? Прямо сейчас?

– А ты точно знаешь, что место не заговорённое?

– Точно, точно. Самое главное – болотину пройти. В какую сторону шайка из хутора уходит, помнишь?

– Помню. Но всё равно боязно.

– Не бойся… я сам боюсь. Но здесь оставаться нам точно нельзя. Давай, выводи меня из хутора, а дальше я сам сориентируюсь.

Мы вылезли из шалаша. Я прихватил так и невостребованный разбойниками мешок, а Мишка вытащил из-под лапника свою котомку. Потом в последний раз испытывающе посмотрел на меня, задул светильник. В темноте нашарил мою руку и повёл куда-то под горку. А рука-то ледяная. Точно – боится пацан. И только сейчас я понял, что впереди распахнул свой страшный зев ночной дремучий лес, готовящийся проглотить двух незадачливых малолеток, отважившихся бросить ему вызов. Но отступать было уже поздно. Не у разбойников же оставаться…

* * *

Стоило лишь спуститься с пригорка, ночь проглотила нас мгновенно, окутав непроглядной тьмой и таинственностью. Шорохи, потрескивания, писк мышей и чуть слышное дыхание ветра в высоких хвойных кронах.

– Подожди! – Мишка, шедший чуть впереди, остановился. Его рука, обхватившая моё запястье, заметно напряглась.

– Что? – еле слышно ответил я, чувствуя, как по спине потекли холодные струйки пота. Ещё бы! Шалаш, хоть и стоял в лесу, но всё равно был на краю хутора. Да и люди рядом. Всё какое-то психологическое чувство защищённости. Я понял, что мой оптимизм убывает обратно пропорционально расстоянию, которое отделяет нас от лагеря Юраса.

– Постоим. Пусть глаза к темноте привыкнут.

– Ага.

– Боишься?

– Есть немного.

– Держи…

Мне в руку ткнулась какая-то деревяшка. Я взял и попытался на ощупь определить, что это такое. Короткая рукоятка, в ращепе которой при помощи грубой верёвки был закреплён острый металлический штырь сантиметров двенадцать длиной.

– Что это?

– А, гвоздь. Точить, правда, об камень пришлось. Все руки постёр. Но ты не бойся – держится крепко.

– А ты как же?

– У меня ещё нож есть.

Размер гвоздя впечатлял. Не круглый, а прямоугольный в сечении. Сантиметра полтора у основания.

– Гвоздь кованый, что ли?

– Конечно, какой же ещё? Ну и чудной ты!

Я прикусил язык. Чуть не спалился. Выдавать Мишке своё происхождение я был ещё не готов.

– Пойдём, развиднелось вроде… – пацан нетерпеливо дёрнул меня за рукав.

Мы тронулись. Опять налетели комары, но не в таком количестве, как днём. Терпимо, в общем, если веткой отмахиваться. Болотистый участок мы прошли минут за тридцать. И то – больше времени потратили на остановки и выбор дороги на ощупь.