Впереди ее ждал определенно один из худших дней в жизни, а ведь в своих мечтах она представляла его одним из лучших. Совладелица. 51%. Вот только какую цену пришлось за это заплатить? Нет, это не был честно заработанный ею 51%. Она понимала, что ее положение довольно зыбко, Зуев, конечно, через некоторое время вернется – с такими то связями – и потребует свое назад. Ксения заслужила доверие своего начальства упорным трудом на благо их бизнеса и подорвать его не входило в ее планы. Она отдаст, конечно, и будет тут же вышвырнута на улицу из отеля, в который столько успела вложить. Начальство. Лев Глебович. Который вчера весь день ружьем у нее перед носом тряс, сыпля проклятьями и угрозами. Раз за разом он натыкается на одни и те же грабли в виде выходок своей избалованной дочери, но отцовское сердце не позволяет ему выступить против ее прихотей, а та наглость и решимость, с которой Ксюша имела накануне ему заявить, что никуда не уйдет из отеля, лишь распалила в нем злость, досаду и азарт. Ну, кто кого, симпапулька? Ксюша приготовилась вести войну на выживание.
Сотрудникам, видимо, как-то придется объяснять ситуацию с Зуевым, ведь его вчера увели под белы ручки на глазах у половины отеля. Ксюша отлично понимала, что пересуды уже пошли, разрастаясь снежным комом, и она не могла допустить того, чтобы эти пересуды подорвали репутацию Гранда больше, чем уже подорвал арест совладельца. Взвесив все “за” и “против” настолько, насколько была в состоянии это сделать, она решила, что все же скажет сотрудникам о своем новом статусе, примерит на себя эту неожиданно свалившуюся на нее роль. Нет, она не позволит никому – никому – растоптать себя или унизить. Никогда не позволяла! Тело поддалось установке, спина сама выпрямилась, плечи расправились, хотя взгляд еще оставался расфокусированным. Всё, на сегодня это все ее проблемы, всё, что для нее важно. Подумав об этом, Ксюша «включилась» и ощутила, как солнечный луч пригрелся на ее щеке.
6 утра. Новый день настал.
====== Глава 2 // Юра ======
Юрий Сергеевич сидел в лобби отеля и приканчивал который стакан виски. Голова гудела и разрывалась. Он никогда не пил. Нет, алкоголь – это не выход. Он уже час как потерял способность ясно думать. Внутри продолжала кипеть обида вперемешку с негодованием.
После смерти матери он закрылся от мира и чувствовал себя в безопасности в этом коконе. Больше никто не мог пробить эту ментальную бетонную стену: он строил ее годами, учась сарказму, держа людей на расстоянии и не позволяя никому, никому дотронуться до него настоящего. Он и сам стал сомневаться, что они, эти настоящие чувства, у него есть, настолько хорошо выучил свою роль. Это вполне устраивало нашего врача. К тому же, весьма полезный навык в его профессии: каждый день сталкиваясь с болью своих пациентов, он понял, что просто больше не может позволить себе принимать все настолько близко к сердцу. Он выгорит. Этого никто не выдержит. Правда, не принимать эмоции больных на себя выходило у него несколько хуже, но в целом, Юрий справлялся. Он пообещал себе, что больше ни один человек не умрет из-за его глупости, и погрузился в практику с головой. Остальное – излишне. Единственные эмоциональные контакты, которые Юра разрешал с окружающими – это юмор. Смех продлевает жизнь. Свою и пациентов. Очень полезно. Остальное – излишне. Симпатия, привязанность – этого он больше не допускал. Никогда. И не позволял другим испытывать подобные чувства в отношении себя. Он не станет причиной ничьей душевной боли. Он рано выучил, что вынести ее бывает невозможно. У него прекрасно, надо сказать, получалось держать свое новое лицо многие и многие годы, в своей профессии он достиг определенных высот – впереди заманчиво маячила перспектива открытия собственной клиники.
Юрий не понимал, как так вышло? Как она обошла эту стену, где нашла в ней трещину. В какой момент это случилось? Как она проникла в его голову, его мысли и так основательно и уверенно обосновалась там? Куда он вообще смотрел, в какой момент его облапошили? И не сказать, что ему было это неприятно: наоборот! Ему нравилось новое теплое ощущение, разливающееся в груди, стоило лишь подумать о ней. Нравилось наблюдать за ней украдкой и день ото дня открывать для себя все новые черты ее невероятного характера. Нравилось злить ее, вступая в словесные поединки, и проигрывать их. Она всегда храбро принимала его вызов, но принимала и любую его помощь.
Ксения его удивляла сочетанием в себе, своем хрупком образе школьницы, непосредственности, острого языка, профессионализма, стойкости духа, беззащитности, работоспособности, дочерней любви – много чего он лишь готовился в ней открыть. Столь притягательные, как выяснилось, черты – и все в одном человеке. Ему казалось, что в какой-то момент ее отношение к нему начало меняться, а в ее глазах, где и так часто плясали игривые чертики, когда она смотрела на него, появилось нечто новое. Любопытство? Теплота? Доверие? Показалось.