Недостаточно худая. Дневник топ-модели

И вдруг опустилась гробовая тишина. Мы увидели, как в студию вошла пожилая женщина – платиновая блондинка, чьи волосы были собраны в аккуратный хвост. Она выглядела миниатюрной, несмотря на свои туфли на платформе. Она не произнесла ни слова, ни разу не улыбнулась. Наши мучители как будто окаменели, как и мы сами. Нас никто не представлял друг другу, но мы тотчас поняли, что это была она – Миучча Прада, самый главный начальник. Она подошла ко мне, и визажист сразу дернул меня за руку, давая понять, что я должна встать. Я поднялась, пытаясь уловить ее взгляд, но она не смотрела на меня, то есть наши взгляды встретились, но в них не было никакого выражения эмоций по отношению ко мне, как будто меня просто не существовало. Она пристально осмотрела меня, а затем вынесла свой вердикт: не произнеся ни слова, опустила голову вниз. Визажист извинилась и полным тревоги голосом произнесла: «Mi scusi, signora. Farò altrimenti».[13] Затем она резко усадила меня обратно в кресло, и теперь уже четверо специалистов принялись трудиться надо мной, растягивая кожу на лице и расчесывая волосы с такой силой, что на глазах у меня выступили слезы. Они стирали результаты трехчасовой работы и пытались придумать что-то новое, пока сеньора Прада инспектировала других моделей. Когда несколькими минутами позже она опять подошла ко мне, мой образ был готов и полностью изменен. Она снова пристально посмотрела на меня, и в уголках ее рта появился слабый намек на улыбку. Все тут же выдохнули от облегчения, а мадам соизволила высказать свое мнение. Красивым итальянским голосом, напоминавшим мне Клаудию Кардинале, она раздала всем инструкции относительно доработки моего макияжа и симпатичного тройного пучка на голове, а затем удалилась в смежную комнату, где специально для нас была приготовлена одежда.

Когда с прическами и макияжем было покончено, нам пришлось ждать почти еще час, пока на каждой по очереди не подогнали платья. Я вспомнила о Рикардо, который ждал меня внизу уже шесть часов и было похоже, что прождет еще часа три. Себ получит потом огромный счет, потому что оплата за машину была почасовая… Когда наконец подошла моя очередь, я познакомилась с Оливье Риццо, симпатичным бельгийским стилистом, который протянул мне милое платье и большие кроссовки 38-го размера, сделанные из очень жесткой кожи. Я сказала, что мне нужна обувь 40–41-го размера, но он ответил: «Извини, Виктуар, это все, что у нас есть». Я предложила выйти босиком или в своих собственных туфлях, но это даже не обсуждалось – мадам не потерпит ничего, кроме ее обуви, какой бы маленькой и безобразной она ни была. Он помог мне втиснуться в кроссовки, рассыпаясь в извинениях. Надеть ботинки на два размера меньше было невыносимо и жутко больно. Оливье пытался утешить меня как мог: «Смелее! По крайней мере, если уж ты дошла досюда, то можно быть уверенной, что завтра будешь принимать участие в показе!» Я снова осталась ждать своей очереди, пытаясь забыть о дикой боли в ногах. Мадам наконец подала знак Оливье, который сопроводил меня к ней. Она снова посмотрела сквозь меня, тщательно вглядываясь в каждую деталь. Потом одним жестом повелела мне повернуться, другим – отойти, потом вернуться, затем снова отойти и в заключение уйти совсем.

Я повернулась к Оливье и сказала: «Я была очень рада с вами познакомиться», а затем развернулась и, пытаясь не хромать, пошла переодеваться. Мои щеки и кожа на голове горели, а ноги истекали кровью. Никто не потрудился расчесать обратно мой тройной пучок, поэтому я ушла так, как есть, с унизительным ощущением того, что меня как будто совсем не существовало. Рикардо отвез меня обратно в отель. Когда мы туда добрались, было уже девять вечера.