Недостойная

Что ж, многочисленные исследователи Геенны были правы, она — портал. Но не только в пространстве, то есть, между мирами, но и во времени. Это подтвердили три архимагистра, когда-то давно вошедшие в Геенну. Первый был учёным и сделал это в качестве эксперимента, а вот второй и третий входили целенаправленно — чтобы вернуться в прошлое и исправить какие-то свои поступки. Последний такой визит вывел из себя тогдашнего императора, приходящегося Арену, кажется, прадедом, и он стал ставить на всех архимагистров печати-запреты на вход в Геенну. А еще — печати молчания, чтобы не разбалтывали её тайну всем подряд.

«Время — сложная субстанция, — вспомнил Берт слова одного из своих наставников. — И не нужно пытаться с ним играть».

Он был совершенно согласен… раньше. До этого момента.

И, глядя в зеркало-портал, мысленно вернулся в тот день, когда по его вине погибли пятнадцать архимагов, блестящие охранители.

«Ты потеряешь одного архимагистра, — говорил он Арену, добиваясь снятия печати, — но приобретёшь пятнадцать архимагов, из которых шестеро в будущем станут архимагистрами. И одну очень талантливую учёную, которая, возможно, когда-нибудь откроет для магической медицины еще что-то важное».

Практичный подход к практичному императору.

Зеркало времени дрогнуло, покрываясь узорами, похожими на иней… а потом Берт увидел себя. Себя в тот самый момент, о котором думал.

И одновременно с этим Γеенна начала высасывать из него силу…

* * *

На следующий день Арманиус выглядел чуть лучше. Совсем немного, но лучше. И хриплость в голосе уменьшилась.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовалась я, роясь в сумке. После вчерашнего разговора с Валлиусом я была намного увереннее — какой-никакой, но план реабилитации мы составили на неделю вперёд. Не получится сдвинуть с местра резерв — будем думать дальше.

Контур-то я ему восстановлю в любом случае, но… где девяносто пять октав, а где семь? Это же огромная разница.

— Нормально.

Я хмуро посмотрела на Арманиуса, но он не впечатлился моим суровым взглядом. Скорее всего, он вообще его не видел. С подобными повреждениями глаз он не способен рассматривать тонкости выражений лиц — чудо, если он цвет одежды разобрать сможет.

— А подробнее? Архимагистр, я не из вежливости интересуюсь. Я — ваш врач.

Демоны, я же медсестра…

Но он промолчал, как будто бы не был удивлён этому заявлению. Валлиус рассказал, так же, как и имя? Тогда зачем было подделывать документы?

— Мне нужны симптомы. Голова болит?

— Нет, — ректор этой самой головой покачал. — Горло болит. Глаза. Кожа. Но всё это болит не так остро, как раньше. Кожа ещё, кстати, чешется.

— Это хорошо, значит, заживает. Снимайте-ка халат и ложитесь на диван. Я вам помогу.

Арманиус безропотно послушался, удивив меня своей покладистостью. Это точно наш своенравный ректор, который не хотел лежать в стационаре дольше одного дня?

Архимагистр растянулся на диване, а я взяла из сумки баночку с мазью от ожогов, добавила туда из шприца подготовленный реактив для стимуляции процесса заживления, и принялась споро намазывать его кожу тонким слоем этой смеси, шипящей и должной холодить кожу.

— Почему вы ушли из госпиталя? Лечить вас там было бы проще.

— А меня можно вылечить? — он слабо усмехнулся. — Мне уже сообщили, что стало с резервом, Эн, и я не идиот, знаю, что его нельзя изменить.

— Однако ваш же изменился, — возразила я, заканчивая с одной ногой и начиная обрабатывать вторую. — Раньше он был одним, теперь стал другим. То, что изменилось один раз, изменится и второй.

По крайней мере, так мы подумали вчера с Валлиусом. Логично же!

— Иногда — нет.

Я с подозрением покосилась на изрезанное шрамами, но невозмутимое лицо Арманиуса. Защитница, он не похож на человека, шокированного известием… Да, оно пришло к нему не сегодня и не от меня, но всё же — он должен переживать, беспокоиться, надеяться. Хотя бы немного!

А он ведёт себя так, будто заранее уверен, что обречён.

— Послушайте, откуда в вас эти похоронные настроения? — спросила я, начиная мазать ректору грудь. Ожоги здесь были самыми сильными, а некоторые до сих пор мокли. — Вы же охранитель, а они никогда не сдаются. И архимагистр. И ректор. И…

— Я понял тебя, Эн, понял, — перебил он меня, улыбаясь, и эта улыбка так разнилась с тем, что я видела раньше на его лице, что я на мгновение опешила. — Конечно, я надеюсь, но стараюсь не обнадёживаться. Так будет лучше.

Ах вот оно что. Тогда понятнее.

— Пожалуй, это правильно, — призналась я и, вздохнув для храбрости, зачем-то сказала: — Я сейчас ваше лицо буду обрабатывать. — Как будто это не было очевидным, я же закончила с грудью. И добавила строгим голосом: — Постарайтесь не разговаривать, а то мне неудобно будет.

— Постараюсь, — ответил архимагистр и почему-то улыбнулся шире, словно эта просьба ему что-то напомнила.

Я быстро намазала ему лицо и, встав с дивана, поглядела на дело рук своих. Мазь впитывалась практически сразу, поэтому я попросила:

— Переворачивайтесь.