Недостойная старая дама

Альбер, не ответив ни слова, переходит в сопровождении Пьера на другую сторону улицы, и оба скрываются в доме Бертини. Эрнест плетется за ними.

Войдя в пустую, оголенную прихожую, Альбер, словно пригвожденный, застывает у двери. Ошеломленный, потрясенный, он устремил взгляд на лестницу. Какое-то мгновение Пьер тоже смотрит наверх. Но тут между ними появляется Эрнест и, взяв Альбера под руку, увлекает его за собой, ничуть не смущаясь и не переставая болтать. Голос его гулко раздается в пустом доме. Пьер в это время осторожно, на цыпочках пробирается в кухню.

Эрнест. Она лежит наверху. Это случилось у нее в спальне. Сидела на стуле. Нам оставалось ее только положить на кровать. Они собирались в кино. Представляешь, как Розали напугалась…

На кухне, куда между тем вошел Пьер, полный порядок. У раковины сушится вымытая после ужина посуда. Сквозь открытое окно виднеется тихое вечернее небо. И слышится голос Эрнеста:

— Тут уж я ей срочно понадобился, этой шлюхе! Но теперь ты ее не ищи — сбежала наша Розали и машину увела, как полагается! А ты как думал?..

Пьер замечает на столе маленький сверточек. Он берет в руки пакет, на котором написано его имя, разворачивает его. На белом листе бумаги, в который завернуты две катушки с фотопленкой, одна лишь подпись: «Розали».

Пьер бережно складывает бумажку и прячет ее в карман вместе с двумя катушками, вздыхает и обращает измученный взгляд к потолку, откуда все еще слышится грохочущий голос ни на минуту не умолкающего Эрнеста:

— Как и Альфонс, кстати! Только тот еще прежде удрал! В Тулон! А ты и не знал?! Да он же там купил себе магазин обуви! Новый! А на какие деньги, скажи?! Да уж тут спрашивать не приходится! Доказательств все равно не найдешь!.. Ведь, надо думать, у старухи были кой-какие сбережения?! Или она просто все заложила! Во всяком случае, я-то уверен: все, что у нее было, она ему сбагрила… Но ведь нет же такого закона, который мог бы ей помешать!

В опустевшей спальне стоящий у кровати Эрнест и тяжко рухнувший на стул Альбер частично скрывают от нас тело мадам Берт. Она лежит совсем одетая, в башмаках и кажется такой маленькой в этой огромной кровати. Ее шляпка лежит сбоку в ногах, на покрывале.

Закрыв лицо руками, Альбер тихонько плачет. Пьер остановился на пороге, так и не решившись войти.

Альбер (глядя на мать, в отчаянии). Но, Берт! Берт… Я тоже… тоже хотел… (Плачет.)

Ресторан «Лас Вегас». День.

В пустом, еще не открытом для посетителей зале ресторана молодые друзья Пьера настраивают инструменты. Часто останавливаясь, сначала тихо, они мало-помалу все громче и уверенней начинают играть ту песенку, под которую шли первые кадры фильма.

«Выйдешь замуж в двадцать лет
И быстро, оглянуться не успеешь,
Родишь троих, а то и четверых,—
И тут уж некогда и дух перевести.
Покупки и мытье посуды,
Уборка дома, завтрак всем подай,—
Весь мир провалится,—
Она и не заметит…
Что ж, надо плакать,
Иль смеяться?!
Завидовать ли ей, иль пожалеть?!
Трудно ответить!
Не видишь ведь,
Как время убегает…

Запах кофе на плите—

Вот и весь твой мир!
Дети, вон, шалят,
И муж покуривает трубку…
А дни бегут, бегут…
Вот только, кажется,
На свет родились дети,
А время уж прощаться…
И уж не стираешь их бельишко
И не гладишь…
Что ж, надо плакать
Иль смеяться?!
Завидовать ли ей,
Иль пожалеть?!
Трудно мне ответить…
Не замечаешь ведь,
Как время убегает…

А по воскресеньям что она видала?

Костюм разглаженный иль платье,
Да две-три веточки или цветок
В столовой, на обеденном столе…
Когда вся жизнь свелася
К бесчисленным шагам
Меж кухонным столом и шкафом,
Как между молотом и наковальней,
Тогда что ж, надо плакать?
Иль смеяться?!
Завидовать ли ей,
Иль пожалеть?!
Трудно мне ответить!
Не замечаешь ведь,
Как время убегает…»

Склонившись к столу, под дежурной лампочкой Пьер рассматривает фотографии, которые он успел напечатать с пленки, оставленной ему Розали. Он раскладывает их на столе. Это обычные любительские, не все достаточно удачные фото. И на всех них — сияющая мадам Берт.