Читаем Недостойный полностью

— Значит, ты понимаешь, что это банальный разговор? Ты знаешь все, что я собираюсь тебе сказать. Скучнее некуда.

— Нет, не знаю. Это вы-то — скучнее некуда? Что вы имеете в виду?

— Ты все уже не раз слышал, Маз.

— Ой, ну хватит. Скажите мне. Пожалуйста.

— Мне нечего тебе сказать. Ты хочешь уехать в Лос-Анджелес и создать там группу? Поезжай. В противном случае заткнись и делай уроки.

— Это все? Это ваш совет?

— Ты просил совета?

— А разве непонятно?

— Послушай, Маз, я говорил это тысячу раз. Делай, что считаешь правильным. Но делай, а не говори об этом. Ты понимаешь?

— Значит, вы советуете бросить школу?

Я рассмеялся.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Да.

— Может, переезд в Лос-Анджелес и превращение в рок-звезду — не лучшая альтернатива выполнению домашних заданий.

Он поднялся, с улыбкой глядя на меня.

— Я рад, старина, что мы по-прежнему можем вот так поговорить. Вы никогда меня не подводили. Мне пора на урок. Я сообщу вам, если решу перебраться в Лос-Анджелес. — Он основательно потряс мне руку. Объятия кончились. — Мир, мистер Силвер.


В тот день мы с Мией пошли на Марше д’Алигр, где остановились поужинать. Потом мы ели устрицы и засиделись, выпив слишком много вина в «Ле Барон руж», а после вернулись в ее квартиру. Я сидел у барной стойки, которая отделяет крохотную кухоньку Мии от гостиной, и следил, как она режет на четыре части маленькие красные картофелины.

Я с удовольствием сидел там в тот вечер — наблюдал, как она готовит, накрывал стол под ее руководством, ждал наших гостей. Внизу, во внутреннем дворе, вымощенном булыжником, мальчишки играли в футбол, и каждый гол сопровождался взрывом криков. Я высунулся из окна, чтобы последить за игрой.

Миа открыла бутылку вина и принесла мне бокал.

— Твое здоровье, — сказала она.

— И твое.

— Темнеет все раньше и раньше.

Я кивнул.

— Каждый год я это говорю, — заметила Миа.

Мальчик в зеленой футболке забил гол, поднял над головой руку, сделал круг почета и скрылся в доме. Игра быстро завяла, и вскоре двор опустел и затих.

Мы плохо знали Себа и Полину, но Миа всегда стремилась подружиться с французами, с которыми, к ее удивлению и разочарованию, сложно было сблизиться. Поэтому после того, как несколько недель назад мы вчетвером где-то выпили, она позвонила им и пригласила на ужин.

В те годы считалось, что ужин с другими американцами — своего рода неудача, что более чистое, подлинное переживание всегда связано с французами, и Миа всегда была счастлива познакомиться с парижанами, которые ей нравились. Она посещала кулинарные курсы и превращалась в уверенного и талантливого повара. Это был бы первый ее ужин, приготовленный для французов, и она трепетала.

— Ты понимаешь, Уилл, это мечта, одна из многих!

— А что это за мечта?

— Парижская. Приготовить французскую еду для французов в своей парижской квартире.

— Ты прекрасно справишься.

— Спасибо, Уильям. — Она улыбнулась.

— Они уже здесь, — сообщил я.

Себ и Полина открыли тяжелую деревянную дверь, впустив ненадолго уличный шум, пока она за ними не закрылась.

— Salut! — крикнула сверху Миа.

Они помахали нам. Мы смотрели, как Себ и Полина, держась за руки, идут по двору, их шаги отдавались эхом. Миа вернулась на кухню, а я отправился впустить гостей.

Втроем мы пили вино и наблюдали за Мией, которая обваливала в муке куски морского языка, пока на чугунной сковороде растапливалось сливочное масло.

Ели мы за маленьким столом в гостиной. Миа настояла, чтобы мы сели, прежде чем она все подаст. И потом, одну за другой, Миа внесла тарелки с sole meuniere[13] и мисочки с жареным картофелем. Себ, который работал у оптового торговца вином, открыл одну из трех принесенных им бутылок шабли гран крю.

— За новых друзей, — провозгласила Миа, поднимая бокал. Лицо ее разрумянилось от кухонного жара, прядки волос висели по сторонам лица.

— За новых друзей, — повторили мы и соприкоснулись бокалами.

После еды и дежурных шуток о том, что американцы редко умеют готовить, а парижане — улыбаться, после обсуждения благородного заступничества Ширака за Джорджа Буша, Миа спросила Себа и Полину, как они познакомились.

— Проще не бывает, — ответила Полина. — Мы сидели в кафе. Оба в одиночку пили кофе у барной стойки. Оба читали свои газеты. Себ мне улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. Он сказал «bonjour», и с этого все и началось. С тех пор мы вместе.

Она коснулась затылка Себа и запустила пальцы в его волосы.

— Это она мне улыбнулась, — подчеркнул Себ, — но остальное правда.

Полина посмотрела на Мию и закатила глаза.

— И сколько уже времени прошло? — спросил я.

— Почти восемь лет, — ответила Полина. — Я только что закончила тогда юридическую школу.

— А вы? — поинтересовался Себ. — Как вы двое встретились?

— О, мы не… — начала Миа.

— Мы не вместе, — уточнил я.

Они рассмеялись.

— Вы серьезно? — пораженно воскликнула Полина.

— Мы друзья, — спокойно отозвался я.

— Я вам не верю, — заявил Себ.

— Moi non plus[14].

Полина улыбнулась.

— Но это правда.

Миа посмотрела на нее, и Полина перестала смеяться.

— Мы просто предположили.

— О, не вы первые, — усмехнулся я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сенсация

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука