Читаем Недостойный полностью

Тем летом я начала мастурбировать. Не просто экспериментировать, нервничая. Я принимала ванну, затем запиралась в своей комнате. Ложилась в постель, выключив свет и открыв окна, и слушала океан, шумящий у подножия скал. Я закрывала глаза и вспоминала, как он меня целовал. Чувствовала себя в гармонии с природой и жизнью. Словно в те вечера мое «я» и мое тело были нераздельны. Я просто была там. Была как пьяная. Вскоре я научилась доводить себя до оргазма. Назад путь отрезан. Все лето было похоже на роман, хоть и в моем воображении.

Поэтому спускаясь вниз тем утром, глядя на мать, которая так смотрела на меня, я хочу сказать, впервые на моей памяти совершенно удовлетворенная, сидя с ней за совместным завтраком и зная, что увижу его…

О, это было так, словно все передо мной открылось. Словно наконец, наконец-то что-то изменилось.

Какая я была жалкая. Чего я на самом деле хотела? Но тогда все казалось исполненным глубокого смысла.


А в школе было так, словно я не существовала. Я делала все возможное, чтобы встретиться с ним, пройти мимо во время ленча или оказаться в коридоре, когда, как я знала, он шел в свой класс. Разумеется, он не хотел иметь со мной дела. Не был груб или даже холоден. Он просто обращался со мной, как с остальными, как с любым другим учеником. Он улыбался, может, на несколько секунд дольше, чем позволяло благоразумие, задерживал на мне взгляд, но и только. Меня это подкосило. Я так удивилась. Затем разозлилась на себя за то, что удивилась. Как я могла быть такой дурой… Но те первые несколько недель, первый месяц, весь сентябрь я была сломлена, и казалось, положение только ухудшается.

Я планировала прекратить общение с Ариэль, оторваться от нее, как бы отойти. Никаких решительных действий. Я буду сильной и пассивной. Но когда поняла, что он вообще не хочет иметь со мной дела, что не сделает первый шаг, я вернулась к прежней жизни. Понимала это как свое поражение, но вечером в пятницу снова поехала к Ариэль. Она изображала сочувствие, но ясно было, что все это сильно ее задевает. И что еще хуже, она ходила к нему на занятия и видела его каждый день. Рассказывала, какой он замечательный учитель, как всегда пялится на нее. Как-то она сказала: «Если я его заарканю, обещаю поделиться с тобой, Мари. Устроим маленькую вечеринку втроем». Я думала, что ударю ее.

В одно из воскресений у нее дома мы проснулись и обнаружили, что ее родители оба там. Они вернулись из какого-то путешествия и готовили на кухне яичницу-болтунью и тосты. Мы поели вместе, и я помню, что было очень хорошо. Приятно. Знаете, передайте соль и все такое. Странно было — их громадная квартира, обычно такая тихая и спокойная, в то утро действительно напоминала настоящий дом. Запахи из кухни, душевные разговоры… Ариэль была так довольна, только что не прыгала. Чувствовала себя непринужденно, сбросила обычное напряжение. Она много смеялась, и я, помню, поймала себя на мысли, что впервые слышу ее естественный смех.

В любом случае было здорово. Ее родители держались сердечно. То есть сердечно в понимании подобных людей. Как будто они были нашими гостями, а мы — людьми, которые им очень нравятся, и им приятно здесь находиться, но ты всегда знаешь, что в конце вечеринки они уйдут.

Отец Ариэль был крупный мужчина. Высокий, плотный, рыжеволосый. Громогласный и с огромными ручищами. Думаю, он занимался каким-то спортом. Мне он понравился. Он ничего из себя не строил. Не разводил церемоний. Смотрел на тебя, когда с тобой говорил. Все в нем было просто. Никакого подтекста. И мать Ариэль тоже оказалась нормальная. Красивая, конечно. Намного меньше своего мужа и худенькая, как Ариэль. И смотрела на меня, как Ариэль. Оценивающе. Совсем как моя мать.

После завтрака мы с Ариэль ушли позаниматься. В какой-то момент она отправилась на пробежку, а я осталась лежать на ее кровати, разложив перед собой учебники. Должно быть, я выполняла задание мисс Келлер. Ради нее я работала усердно. Она единственная из моих учителей нравилась мне, и я тоже, похоже, была ей симпатична. Я старалась разобраться в каком-то стихотворении, и вдруг он внезапно появился там с чашкой кофе. Стоял в дверях и улыбался мне. Спросил, над чем я работаю. Я рассказала, и он вошел. Ничего странного в его присутствии не было. То есть я не чувствовала неловкости или испуга. Он сказал, что никогда не любил поэзию, что-то в этом роде. Я лежала на животе спиной к двери, и он сел рядом со мной. Прихлебывал кофе и смотрел на страницу, пытаясь вникнуть. А потом сказал что-то вроде: «Не знаю, Мари, это, наверное, не для моих мозгов». Потом от души хохотнул и положил мне ладонь на плечо. Но он просто похлопал меня по плечу, понимаете? Мол, ладно. Оставляю тебя с твоим заданием. Не буду мешать. В таком духе. И тут вернулась Ариэль, и мы оба обернулись. Она стояла в дверях в спортивном костюме и смотрела на нас.

— Ты что-нибудь понимаешь в поэзии, Ариэль? — спросил он.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сенсация

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука