Спустившись по узкой кирпичной лестнице, он увидел худого нескладного человека с коротким ежиком светлых волос, одетого в толстый свитер. Человек стоял спиной к реке и, судя по всему, делал дыхательные упражнения. Увидев Тарранта, человек прекратил размахивать руками и пошел ему навстречу. На его худом лице появилась неуверенная улыбка, которая очень его красила.
— Здравствуйте, — сказал он приветливо, — вы, наверное, сэр Джеральд Таррант?
— Верно. С кем имею честь?
— Меня зовут Пеннифезер. Джайлз Пеннифезер. Вышел немного подышать воздухом. Знаете, после Африки морозец — это очень приятно. А они там подрались.
Человек махнул рукой на приземистое здание без окон.
— Гоняются друг за другом по всей мастерской. Весьма странное занятие. Вообще-то наблюдать за этим интересно, но немного страшновато, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Таррант зябко поежился. — Кажется, мистер Спарлинг сказал, что вы врач, друг Уилли?
— Скорее, Модести. Она подобрала меня в Танзании. Я живу у нее уже две недели, жду, когда подвернется работа.
Таррант был слегка удивлен. Если Пеннифезер живет у Модести, это значит, что он ее нынешний… Таррант мысленно подбирал подходящее слово и остановился на «возлюбленном». Старомодно, конечно, но «друг» было бы пошло, а «молодой человек» — отвратительно.
Видимо, так оно и есть. Странно, Таррант знал нескольких мужчин, которые были у Модести раньше. Хейген, например, агент секретной службы. Или Джон Долл, американский магнат. Ученый Коллье. Все они были очень разные, но этот… просто что-то из ряда вон выходящее: ни мощи и звериной стати Хейгена, ни яркой индивидуальности Долла, ни интеллекта Коллье. У этого молодого человека, похоже, в голове полная путаница. И в то же время есть в нем что-то трогательное. Нет, не трогательное, это слово уместно по отношению к спаниелю. Может быть, все дело в располагающей улыбке? В обаянии?
— Послушайте, — неожиданно прервал его размышления Джайлз, — вообще-то я вышел подумать о камнях в желчном пузыре миссис Леггетт, если, конечно, это действительно камни, — так что не обращайте на меня внимания. Входите внутрь, дверь не заперта.
— Благодарю вас, — сказал Таррант, — возможно, мы еще увидимся. Надеюсь, размышления о камнях в желчном пузыре дадут положительный результат.
— М-м-м, если это действительно камни, — задумчиво повторил Джайлз.
Таррант отворил дверь, и только в этот момент понял, до чего ему хочется снова увидеть Модести.
Адриан Чанс стоял у окна в номере фешенебельной лондонской гостиницы «Дорчестер» и наблюдал за потоком машин на улице. Руки его были напряженно сложены на груди. Жако неподвижно сидел в кресле и немигающим взглядом смотрел на спину Чанса. Брюнель полулежал на софе, лениво перелистывая утренние газеты.
— Ты только скажи, и больше от тебя ничего не требуется, — голос Чанса звучал глухо, — дай нам сорок восемь часов, и они покойники.
— Понятно, — Брюнель продолжал просматривать газеты, — допустим, тебе это удастся. Что нам это даст?
Чанс повернулся и, с трудом подавляя ярость, тихо прошипел сквозь зубы:
— Они будут покойники, разве этого не достаточно?
Брюнель с любопытством посмотрел на него.
— Не понимаю тебя, Адриан. Как ты себе все это представляешь? Блейз и Гарвин болтают ножками на райском облачке или скрежещут зубами в кипящей смоле ада? По-твоему, это месть?
— Тогда дай нам семьдесят два часа, — настаивал Чанс, — и мы прикончим их медленно. Двадцать четыре часа в аду, и только потом желанная смерть.
Жако одобрительно хмыкнул. Брюнель снова уткнулся в газеты.
— Если бы ты мог гарантировать мне, что в результате мы вернем содержимое сейфа, я не задумываясь позволил бы тебе все что угодно. — В голосе его чувствовалось еле скрываемое раздражение. — Но, увы, уже поздно. Фирма Тарранта наложила на все лапу. Им достался ценный трофей, но, к счастью, на нас там нет никакого компромата.
— Неужели ты допустишь, чтобы им все сошло с рук!
Брюнель отбросил газету и закрыл глаза.
— Им это уже сошло с рук. Когда ты наконец станешь реалистом, Адриан?
Адриан Чанс слегка побледнел, рука, приглаживавшая волосы, чуть дрогнула.
— Извини, — он пожал плечами и кисло улыбнулся. — Хорошо, мы все оставляем как есть. Отправляемся домой?
— Ничего подобного. Не все. Надо подумать, как использовать одну сообразительную головку.
— Использовать Блейз? — Чанс резко повернулся, во взгляде его читалось недоумение.
— А почему бы и нет?
— Да потому, что она никогда не станет с тобой сотрудничать! И не только с тобой, ни с кем.
Чанс жестикулировал с беспомощностью человека, страстно желающего доказать очевидное.
— Я не говорю о сотрудничестве, — примирительно произнес Брюнель, — я говорю о том, каким великолепным исполнителем она могла бы быть.
— Исполнителем? Для тебя? Абсурд!
— Думаю, мы можем заставить ее делать то, что нам нужно, не разрушая при этом тех ценных качеств, которые я желал бы в ней сохранить. Безусловно, для этого потребуется весьма тонкий и очень специфический метод обработки сознания.