– Мистер Мёрфи, а документы по анализу рынка для завтрашнего совещания? Вы их хотели…
– Какая разница, – горько шепчу я, проходя мимо Синди.
И, правда, какая разница в том, что меня не будет где-то, если я чувствую себя мёртвым? Какой смысл в моей работе, если это больше никому не приносит пользы? Какая разница?
– Сэр, домой?
– Нет. Отвези меня к родителям.
Отворачиваясь к окну, смотрю на тонкие дорожки из дождевых капель, скатывающихся по стеклу.
Что мне нужно сказать? Я козёл? Да, я козёл. Я похуже всех козлов, вместе взятых, и всё понимаю. Я не дурак, чтобы не помнить о том, что мой брат чуть не умер из-за меня, что в госпитале была Дженна, и я вёл себя ужасно с ней. Я таким образом пытался защищаться. Но эта женщина со своими чёртовыми глазами, полными боли и слёз, засела в моей голове. Её голос постоянно звучит где-то рядом. Её слова оживают каждую ночь во снах, и я вижу кошмары. Я медленно схожу с ума. Меня все вычеркнули из своих жизней. Мне запрещено было приходить в больницу. Мне запрещено было приближаться к Эдди. Мне запрещено было даже обсуждать случившееся с родителями. Я получил осуждение, серьёзный штраф, недоверие клиентов, потерю нескольких крупных заказов, забастовку рабочих, угрозу дисквалификации на выставке… Я могу перечислять вечно то, какие проблемы появились в течение двух недель начиная с того момента, как грузовик Эдди взорвался. Но это всё меркнет перед тем, что я потерял намного важнее каких-то денег. Есть ли у меня оправдания? Нет. Я и не хочу их себе искать. Я виноват во всём сам.
– Сэр, мы на месте, – сообщает шофёр.
Делаю глубокий вдох и выхожу из машины. В доме родителей меня приветствует новый дворецкий. Я здесь не был около двух лет. Да, как бы смешно это ни звучало, но меня не приглашали сюда два года. С родителями я пересекался или на ланче где-то в ресторане, или в офисе. Всё. Ещё были редкие телефонные разговоры. Они и раньше не особо ждали меня, а теперь и подавно. В этот дом мы переехали, когда Эдди было три года, а я учился ещё в школе. Я жил в комнате для гостей, ведь всё равно должен был скоро съехать. Чёрт… у меня даже не было своего места в родительском доме. У меня не было места в их сердцах. И я искал его. Я добивался его. Я чуть не убил брата из-за него. Так какая разница, буду ли я завтра на совещании?
Толкаю дверь и оказываюсь в полутёмном помещении. Жутко воняет лекарствами и ещё здесь невыносимо влажно.
– Нет, я ещё не сдох. Тебя слишком рано пригласили на мои похороны, – раздаётся до сих пор слабый голос Эдди из глубины комнаты, отделанной в самом дурацком, мальчишечьем и пёстром стиле.
Поворачиваю голову и вижу брата, сидящего в инвалидном кресле. Сам он передвигаться пока не может из-за гипса на ноге, руке и корсета на талии. Это я узнал, подослав свою секретаршу от имени его подружки. Мне ничего не говорили. Меня просто выбросили из этого мира.
Я не знаю, что ответить. Все слова жалкие. Очень жалкие и унизительные в такой ситуации.
– Зачем пришёл, Кент? – Эдди нажимает на кнопку пульта управления коляской и выезжает на освещённое пространство.
– Выглядишь неплохо, – прочищая горло, произношу я. У меня в глазах рябит от размалёванных яркими красками стен, они ни черта не соответствуют ситуации.
– Ты хотел сказать, что я выгляжу неплохо для мёртвого, и это тебя удручает?
– Эдди…
– Нет, не надо. Если ты снова ищешь какие-то скрытые мотивы моего проживания в родительском доме, то не утруждайся их перечислять. Я съеду, как только смогу ходить сам. Я вернусь на работу и…
– Прекрати, – шепчу, жмурясь, и потирая переносицу. – Неужели, ты видишь меня таким чудовищем?
– А разве это не так? Ты оно и есть. Ты сам себя довёл до этого, и мне противно на тебя смотреть, а ещё противнее тебя слышать. Я всё знаю, Кент. Я не спал, когда ты пришёл в больницу, и ненавижу тебя за то, что ты сказал Дженне. Я ненавижу те часы, когда она сидела рядом со мной и тихо плакала, извиняясь за то, что ты мудак. Мне на себя плевать, знаешь? А вот на неё нет. Она единственная, кто увидел, как мне плохо, и помогла мне. Она за меня волновалась больше, чем ты. И я её поддерживаю во всём. В каждом, сказанном тебе слове. Это правда. Ты не заслужил нашу любовь. Ты отвернулся от неё и заставил нас страдать, причинив нам обоим боль. Ты…
– Хватит, Эддинглей! Дженна Ноар нам не родственница, и это ты втянул в меня эту историю, поэтому закрой рот и прекрати мнить себя взрослым! – рычу я, подходя к нему.
– Хочешь меня ударить, да? Так ударь. Мне плевать, Кент. Но, ударив меня, лучше ты не станешь.
– Боже, Эдди! Я не хочу тебя бить! Я пришёл, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь, потому что родители запретили приближаться к тебе! Я ни черта не знал о том, что ты болен, и у тебя врождённая анемия! Я всего лишь… я…