Недоступный

– Увы, разочарую, нет. Но видимо, обстоятельства удачно складываются в мою пользу. И поэтому я хочу спросить, что делали твои родители, когда тебе случалось пораниться? Как они уговаривали тебя не плакать? – интересуется он.

– Хм, мама всегда целовала место пореза или ушиба. Она говорила, что её любовь поможет ранам быстрее затянуться. Я верила в это, как и все мы. Она проворачивала такое с каждым, а ещё угрожала, что если мы будем продолжать плакать, то она тоже заплачет. А если она заплачет, то это значит, что мы получим нагоняй от всех взрослых. Она младшая дочь и сестра, так что, хочешь не хочешь, а успокоишься.

– Интересно. А мне так можно?

– Что можно?

– Получить немного этих уговоров с просьбой не плакать и не напоминать, что у меня болит рука?

– Мне начать угрожать тебе тем, что я начну истерить?

– Нет. Лучше поцеловать мои раны. – Улыбка сползает с моего лица, и я недоумённо приподнимаю брови.

– Ты просишь, чтобы я поцеловала твои раны?

– Да. Моя мама никогда этого не делала, а отец и подавно. У тебя переизбыток поцелуев на ранах, а у меня нулевой счёт. Хочу сравнять его и ощутить эмоции, когда о тебе волнуются. Хотя бы немного волнуются. Пусть я уже большой, но ран у меня много. – В его голосе столько печали, отчего всё болезненно сжимается.

– А кто поцелует раны на твоём сердце, Кент? – тихо спрашиваю его.

– Может быть, мне снова улыбнётся удача, и это сделает любовь. Глупо?

– Нет. Правильно. Думаю, что любовь может заменить пустоту и покрыть раны волшебной мазью, чтобы они не болели.

– Так, значит, мне сейчас перепадёт немного поцелуев? – Прищуривается Кент.

– Хорошо, но это лишь потому, что мне стыдно за свою семью, – предупреждаю его.

– Без проблем. Всё равно. Я готов, – с улыбкой кивает он.

Это точно не по плану. Да и никакого плана не было. Но сделать это для Кента я хочу. Мне очень жаль, что он не получил ту необходимую крупицу любви в детстве, и хотя в нашей семье детей было гораздо больше, чем в его, мы не ощущали себя одинокими.

Приподнимаю его ладонь, и мои губы касаются горячей раненой кожи. Запах тот ещё от настоя, и спирт немного обжигает губы. Правда, я не уверена, что это спирт. Может быть, это что-то другое. Я медленно целую каждый порез на его ладони и слышу довольное, словно у кота, урчание.

– Мне нравится, Дженна. Это приятно, – шепчет Кент.

– Достаточно или ещё?

– Ещё.

Спасибо за эту возможность. Кент с интересом наблюдает за мной, а я смотрю на его глаза, оживающие от радости. От обычной детской радости, потому что о нём заботятся. Это так невероятно больно и в то же время тепло от возможности подарить ему эту малость.

– А теперь мазь и бинт, – говорю я и тянусь к тюбику.

– Ты уедешь? – спрашиваю, выдавливая белесую мазь на каждую ранку.

– Почему я должен уезжать, когда меня готовы целовать? Ни за что. От такого только дурак откажется.

– Прекрати со мной заигрывать, Кент.

Это вышло больше похожим на: «Да, делай так и дальше. Не останавливайся».

– Я говорю правду. Я не уеду. Мне нравится здесь. Конечно, то, что случилось, вышло за рамки дружеской встречи. Но они и сами испугались. Тебя испугались, – усмехается Кент.

– Ещё бы им меня не бояться. Я разорву их, если с тобой ещё что-то случится.

– Прямо так разорвёшь?

– Поверь, я страшна в гневе. Я могу устроить им «сладкую» жизнь. Я всегда лупила их, когда они пытались меня победить. У меня тяжёлая рука, – гордо делюсь я.

– Лупила? Ты дралась с этими парнями? – Смеётся Кент.

– Ещё как. И я побеждала. Они боялись ударить меня в отместку, а я не боялась. Они знали, что им будет плохо, если у меня появится фингал, а я хотела причинить им побольше боли, чтобы они меня слушались. Знаешь, это что-то вроде личных рыцарей. Но увы, моя пехота смылась, как только меня посадили и заставили считать и думать головой. Они недостойны своей королевы.

– Так, на лицо эту гадость не мажь. Она воняет, – предостерегает меня Кент, когда я, замотав его руку, снова тянусь за спонжем.

– Но она хорошо обеззараживает…

– Нет. Это моё лицо, и я хочу, чтобы оно пахло нормально, а не как задница лошади.

– А ты нюхал задницу лошади? – поддеваю его.

– Нет, я… не смешно. – Обиженно поджимает губы под мой хохот.

– Ладно-ладно. Просто протру антисептиком и положу мазь. Согласен?

– Нет, это ведь тоже рана, так?

– Порез. И не такой уж и глубокий. Уже завтра на нём появится тонкая корочка, а к нашему возвращению…

– Но он болит, Дженна! Он очень болит! Я требую. Слышала? Я требую, чтобы его тоже поцеловали. Напомню, что это твоя семья сделала меня калекой.

– Ты преувеличиваешь. Ты не калека, если только порой на голову.

– Дженна, – требовательно понижает голос.

– Хорошо. Без проблем. Будут тебе поцелуи и в щёку. – Взмахиваю руками, сдаваясь под его суровым взглядом. Больно хотелось с ним спорить.