Недотрога в моей постели

Я перестану быть музой, но перейду ли к статусу девушки?

И главное, хочу ли этого? Каждый день я задаю себе этот вопрос и каждый день малодушно переношу ответ в разряд «Я подумаю об этом завтра»…

Но женщину, произнесшую эту легендарную фразу, ждала нелегкая судьба, полная тяжелых испытаний, разочарований и жарких страстей. Для нее эта фраза не стала панацеей от бед. И мне она тоже поможет.

Поэтому, взяв волю в кулак, я решила пойти ва-банк и наклонилась ближе к Тони, смотря прямо в его искрящиеся радостью глаза, и коснулась губ легким поцелуем. Прижалась крепче, водя по ним своими в попытке что-то ощутить, что-то кому-то доказать, сделать хоть что-то, чтобы наконец разрубить тянущий узел боли внутри и положить начало новому этапу своей жизни.

Тони не был бы итальянцем, если бы не зажегся мгновенно, словно фитиль подожгли, обхватил мою голову ладонью и прижал к себе, вклиниваясь в рот горячим языком. Со вкусом яичницы…

Боже, о чем я думаю? Вот о чем?! Он целует меня, а я думаю о вкусе этого поцелуя, о зрителях за соседними столиками, о предстоящем выходе на сцену — в общем, о чем угодно, тогда как я не должна думать вовсе. Где те самые мурашки по коже, где пресловутые бабочки в животе? Нет и в помине. Но это всё от волнения. Да-да, точно от него.

Тони оторвался от моих губ и что-то жарко зашептал на итальянском, из чего я сделала вывод, что поцелуй ему понравился и он моей скованности и отстраненности не заметил.

«В следующий раз, когда вся эта кутерьма с показом будет позади, я не буду отстраненной, я буду вся его, целиком и полностью», — пообещала я себе, и мы пустились в обсуждение технических деталей предстоящего показа.

Время бежало неумолимо, и, хотя коллекция Антонио будет представлена на подиуме только вечером, а к показу мы готовились несколько месяцев, весь день ушел на репетицию, примерки, фотосессии и прочее.

Мы с головой ушли в работу, и я не сразу поняла, что три модели, чей разговор я вчера ненароком подслушала, крутятся неподалеку. К счастью, они не присутствовали в числе моделей для показа коллекции Тони, а ходили по подиуму в соседнем павильоне.

Но он хорошо просматривался, и под нескончаемые крики вокруг и грохочущую музыку я наблюдала, как главная женщина в жизни Суворова ходит по подиуму.

Внутри жгли огнем непрошеные чувства. Интерес, ревность, зависть, обида. Непонимание. Да. Я не понимала, почему она хочет избавиться от ребенка с такой легкостью, как от помехи ее карьере? Даже не удосужившись предупредить отца ребенка. Она не имеет на это права.

«Это мое тело», — сказала она вчера. Максим должен знать. «Не смей даже думать вмешиваться!» — приказала разумная часть меня. Но что-то другое тихонько нашептывало, что я не должна оставаться равнодушной и повлиять на ситуацию.

Должна спасти маленькое существо внутри этой женщины. Это уже маленький человечек, которого хотят убить. Ладно, во время показа ему точно ничего не грозит, потому что Илона будет сильно занята еще несколько дней и не пойдет делать аборт, но надо постараться как-то проконтролировать ее действия после Недели моды.

Но как? Я физически не могу этого сделать.

Сообщить Максиму? От мысли снова столкнуться с ним всё внутри похолодело, сердце зашлось в бешеном ритме и стало трудно дышать. По идее, я могла связаться с ним через его отца. Да, наверное, так и стоит сделать.

Спасти внука Николая Дмитриевича — на пути к этой благородной цели не должны стоять ни обиды прошлого, ни какие другие препоны. Решено.

Кое-как успокоившись, я огляделась вокруг, поражаясь вдруг тому, что я оказалась в центре модного безумия. Как, почему, зачем? Вопросы сыпались как из рога изобилия. Что я тут делаю? Разве это мое место? Разве мне это интересно настолько, чтобы гореть?

Как хорошо было в тишине маленькой студии — творить никуда не торопясь. И как не похожа эта неспешность на сегодняшний хаос. «Это точно моя последняя коллекция», — вынесла я себе самой приговор и от этого почувствовала прилив сил, открылось второе дыхание.

Да и вообще дышать стало легче, я даже смогла улыбнуться своему отражению, невольно признав собственное тщеславие — коллеги Тони и он сам не врали.

В этом платье я нравилась сама себе. Черно-белый ансамбль завораживал. Длиннющий шлейф, волочащийся по земле и издающий при этом волнующий шелест. Рукава, прикрывающие кисти. Тугой корсет, поднимающий грудь к откровенному вырезу. В нем нескромно выпячена грудь, но тончайшее кружево скрывает обнаженную кожу и дарит ощущение защищенности.

Со мной так долго возились, что я устала еще до показа. Но наконец пробил час икс. Зал наполнился зрителями, защелкали фотовспышки, загалдели все вокруг. За кулисами началось форменное безумие. Кто не видел изнаночную сторону глянцевого совершенства на подиуме, никогда не поймет, как сложно быть моделью.