— А Бацилла ненавидит котов. У неё был один рыжий мордоворот по прозвищу Уритан, так он, подлец, ни разу не позвонил и не справился о детях! А она первое время даже спала на телефоне — всё ждала от него весточки.
— Ты прав, котам верить нельзя! К нам повадился один, по имени Педро Игнасиас Эскобар, но я приказала не принимать его. Он был безродный, этот Педро Игнасиас, а я не люблю таких, которые не знают своих предков. В России люди тоже не знают своих предков, но я думаю, что они не виноваты.
Я подправил ноги куратора, чтобы у стены он держался устойчивее.
— Раньше у нас все знали своих предков, но потом что-то изменилось и жизнь пошла вверх дном.
— Да, это самая большая ваша трагедия. Если человек не ощущает связи с вечной и непрерывной цепью своего рода, он превращается в оборванный ветром лист, бесцельно гниющий на краю канавы.
— Сейчас в России мало кто знает даже своих прямых прадедов. Не говоря уже о генеалогии. У нас теперь нет генеалогии, хотя раньше всех родившихся и умерших записывали в специальные церковные книги. А в поминальной молитве перечисляли поименно, и потому не было разницы когда человек ушел — вчера или во время какой-нибудь Бородинской битвы.
— Я часто бывала в России и хорошо помню ваших дворян. Это были блестящие, высокообразованные люди с развитым чувством долга. Родство с ними — большая честь.
Странно. О ком это она?
— А я удивляюсь, откуда вы так хорошо знаете язык. И когда же вы были в России в последний раз?
— Я говорю на восьми языках, а в России была когда умирала моя прапрабабушка Хельга фон Бок. Она была женой русского кавалергарда князя Ростоцкого, следовательно, я тоже немного русская.
— Так вы о видениях? — сообразил я. — Но ведь Сперанский утверждает, что в памяти ничего не остается. А вы, значит, помните?
— Это нормальные люди забывают, а шизофреники помнят. Во всяком случае, так сказал мерзкий лягушатник, когда пытался вытянуть из меня кое-что. Мерзавцы подмешивали мне в пищу яд, который вызывает видения, а когда я отказалась от еды, они отравили воду. Теперь я блуждаю во Времени постоянно.
— Это не вода, а газ. Сюда закачивают специальный газ, не имеющий запаха и цвета. Он называется «веселящий». Вот от чего у вас видения.
— Газ? Ну, пусть газ. Мне теперь уже всё равно. Видишь, что от меня осталось?
Я заглянул в закатившиеся глаза куратора.
— Не говорите так. У меня здесь один приятель, так мы с ним собираемся всё исправить. Если продержитесь ещё немного…
— Ты говоришь ерунду! Вероятно, ещё не понял, куда попал. Жаль мне вас с приятелем.
— То есть?
— Я вижу — ты добрый мальчик, а добрые люди безнадежно глупы. Как тебя зовут?
— Сергей Гвоздев. Я вирусолог. Но, мне кажется, я старше вас.
Ответом стала ледяная улыбка.
— Кто может быть старше умирающего? Только мертвый.
Я ещё раз взглянул на Сперанского и удостоверился, что тот общается с викингами.
— Пока неизвестно, кто здесь будет умирающим и кого сожрут скользкие рыбы. Дайте срок! И, кстати, скажите — о чем с вами разговаривал Мюссе? Что его больше всего интересовало?
— Разговаривал? — на этот раз улыбка наполнилась ядом. — Бриллиант! Я бы не назвала разговором то, что между нами было. Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я могу беседовать с висельниками.
— И всё-таки! Понимаете, чтобы что-то предпринять, необходимо разобраться. Помогите нам.
Минуту она молчала, просвечивая меня космическим взором.
— Ты очень грозно выглядишь в моём халате и с этим окосевшим идиотом в руке. Надеюсь, вы с приятелем уцелеете. Так что тебя интересует?
— Намерения. К чему он стремился? Для чего нужны эксперименты с веселящим газом?
— Он хотел добраться до тайных знаний, которыми владели древние, и которые были утрачены по воле Провидения.
Я не знаю, как лягушатник собирался их использовать, но уверена, что не на всеобщее благо. Он не принадлежал к человеческому роду, этот Мюссе, и ад, выпустивший его на землю, не мог ждать слишком долго.
Как только она сказала про ад, Сперанский выпал из транса и, с места в карьер, напустился на меня.
— Это всё из-за вас! Говорил же, что Высшие Силы не любят, когда их запреты нарушаются! Предупреждал! А вы что? — куратор смерил меня особо презрительным номенклатурным взглядом.
Странный обморок: вроде в другую комнату человек выходил, а потом вернулся.
— Не кокетничай, мошенник, — вступилась за меня Анхелика. — Девочки будут от тебя без ума. Моя подруга Люсиль обожала всяких уродов. И Катрин. Пожалуй, ты будешь пользоваться успехом как граф Анри де Тулуз-Лотрек, который в детстве свалился с крыши и нажил себе замечательные увечья. Дамы его обожали!
— Нужны мне ваши дамы! — ляпнул Федор Федорович, но тут же стушевался. — То есть, я хотел сказать, большое спасибо, ваше величество.
— Вирусолога благодари, — великодушно разрешила Анхелика. — Если бы он не зашвырнул тебя словно мячик для гольфа, этот бесподобный оскал оценили бы только гробовщики. Впрочем, я надеюсь, ты не лишишь их такого удовольствия.
— Так точно, Ваше Величество, — угодливо пообещал Сперанский.
Определив состояние куратора как неустойчивое, я спросил у Анхелики: