Недвижимость

(тридцать девять тысяч USD). Это для себя. Для памяти. Для надежности. На всякий случай, в общем. Кладу в кассету деньги и бумажку. Закрываю.

– Все, – говорю я, поднимаясь.

На мое место садится Панкратов.

Коноплянников стоит сзади и тянет шею.

– Да вы присядьте.

Коноплянников садится, нервно поправляет очки. Смотрит на руки

Панкратова как человек, который готовится разгадать фокус.

Панкратов прогоняет деньги через счетчик… смотрит под лампой… пропускает десятка полтора через сканер…

– Ну вот, – говорит он. – Все в порядке.

– А вот туда? – спрашивает Коноплянников.

– Куда?

– Вот в это.

– В сканер? Я же несколько прогнал.

– Давайте все. Тут, знаете, такие умельцы попадаются, что… давайте уж.

Ничего не попишешь. Его право.

Панкратов пожимает плечами. В сущности, это недолго.

Я смотрю на Ксению. Она чувствует взгляд и вдруг оживает, причем как-то нервно.

– Сергей, а раньше вы не сможете освободить?

– Что?

– Мне нужно раньше!

– Мы же договорились, – говорю я улыбаясь. – Правда, Ксения…

Ведь мы на месяц договаривались? Я очень постараюсь, чтобы это произошло раньше. Поверьте. Да это и в моих интересах. Просто со стариками сложно… но они уже пакуются. Ну, может, три недели… попробуем.

– А раньше не можете? – говорит она, теребя сумочку.

Лицо кривится – ну будто вот-вот заплачет.

– Я боюсь, что… – мямлю я. – Не знаю… Вряд ли. Видите ли… у них книг очень много. Да вы не волнуйтесь, Ксения… хотите, можно одну комнату раньше освободить?

Ксения меня не слышит, хоть и смотрит в глаза.

– Я ведь покупаю, чтобы жить, понимаете? – говорит она. -

Понимаете? – жить! Почему я должна ждать? Мне нужно начинать ремонт! Я жить хочу, а не дожидаться, пока все это!..

– Ксения, ну что вы! – вступает Марина. – Да не успеете оглянуться, как освободят. Да что вы! Да Сергей же не будет тянуть!

– Я в милицию прямо завтра их погоню, – говорю я. – Через неделю сможете прописываться. А? Это нормально. Очень быстро. Правда?

Ксения кусает губы, смотрит на Марину так же, как только что смотрела на меня, – то есть как будто та у нее что-то украла и не хочет отдавать…

– Все, – говорит Панкратов.

Коноплянников лезет в портфель и достает тетрадку.

– Давайте перепишем номера, – доброжелательно предлагает он. -

Диктуйте.

– Что?! – спрашивает Панкратов.

Совместными усилиями кое-как его отговариваем. Все? Все. Несем кассеты к своим сейфам. Как пауки мух. Кассету – блям! Замочком

– щелк! Кончено.

Выбираемся на белый свет. На белом свете лупит дождь.

Через пятнадцать минут подъезжаем к нотариальной конторе.

Технический отдел.

– Никита, готово?

Никита кивает на пачку документов. Так… договоры… четыре экземпляра Чернотцова – Будяевы… четыре же Будяевы -

Коноплянников… доверенности на регистрацию… раз, два… да, две: Коноплянников сам поедет…

– Проверял?

– А как же!

– Погоди, погоди… давай-ка еще раз.

Никита со вздохом начинает диктовать цифры из правоустанавливающих… из справок… паспортные данные… я вожу пальцем по договорам.

Все.

Хватаю кипу бумаг, выхожу в коридор… сидят, голубчики. У седьмого кабинета, как сказано. А где же Будяевы? Черт возьми!..

Распахиваю дверь.

– Сережа! – нараспев говорит Клавдия Андреевна. – Где же вы? Вас тут дожидаются!

Ага. Все на месте. Алевтина Петровна прижухнулась на стульчике.

Как штык. Будяев провалился в кресло. Манит пальцем оттуда.

– Ну молодцы, – говорю я, подходя. – Давно ждете? Сейчас подпишете договор – и все. Это недолго.

– Вот оно, – трясет Будяев козлиной своей бородой. В глазах – смех пополам с ужасом. – Мы тут сидим, уж и не знаем…

У-у-у-у-у-у-у-у-у!.. Я Але-то говорю: вот оно, самое-то логовище!..

28

Ах, департамент, департамент! Суетливая, нервная толчея первого этажа, напряженное ожидание второго… шалый взгляд тех, у кого почему-то не принимают документы ни на втором, ни на первом, а посылают вместо этого на третий – на сущую погибель, в узкий коридор мелких кабинетиков, откуда и знающий-то человек выберется не скоро, а уж новичку и вовсе хана…

У-у-у-у-у-у-у-у-у! – уж как пить дать, сказал бы Будяев.