У нее защемило сердце. Если не дать ему отпор, это будет продолжаться вечно. Он снова будет домогаться ее, если не здесь, то где-нибудь еще, позже.
Она решила положить этому конец. Здесь — в общественном месте — сделать это было легче. Она чувствовала себя более уверенной, когда их разделял деревянный стол, когда неподалеку крутилась официантка, а через столик от них оживленно переговаривались немцы.
— Пожалуйста, заруби себе на носу — между нами ничего не было. Ты просто застал меня врасплох. Отношения между мужчиной и женщиной не сводятся к одному сексу, и я не намерена рисковать тем, что имею, ради мимолетной связи. Мне этого не нужно. Я не из тех женщин, которые готовы бросить все ради флирта. Я не могу постоянно испытывать угрызения совести.
Ник молчал.
После небольшой паузы Дейзи продолжала:
— Я понимаю, что тебе, возможно, будет трудно забыть о том случае, но была бы тебе очень признательна, если бы ты никогда не напоминал мне об этом.
— Ты этого действительно хочешь? — спросил он наконец.
— Сколько раз мне нужно повторять одно и то же? Желаешь получить расписку?
И повинуясь безотчетному импульсу, она схватила чистую открытку и размашисто написала:
«Дорогой Ник! Забудь об этом! Дейзи».
Она протянула ему открытку.
— Договорились?
Губы его скривились в язвительной ухмылке.
— А поцелуй?
Дейзи вырвала у него открытку и поставила внизу большой жирный крест.
— Доволен?
Некоторое время Ник молча разглядывал открытку. Дейзи была уверена, что вот сейчас он посмотрит на нее и произнесет что-то вроде: «Прошу тебя, сними очки и повтори это еще раз».
Однако на сей раз интуиция ее подвела.
Ник сунул открытку в нагрудный карман и спросил:
— Будешь доедать сандвич?
Она оторопело покачала головой.
— Нет.
— Тогда передай его мне. Не люблю, когда добро пропадает.
Ближе к вечеру Дейзи, смертельно уставшая, но довольная, вытащила на берег свой виндсерфер. Ветер усиливался, и ей приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы сохранить равновесие. Однако после таких нагрузок она чувствовала себя словно на крыльях. Она осмелела и теперь заплывала гораздо дальше в море.
Парень с эфиопскими войлочными волосами подошел, чтобы помочь ей.
— Тебе скоро можно будет выступать на Олимпиаде, — изрек он, улыбаясь белозубой улыбкой. — У тебя отлично получается.
— Да, я чувствую себя намного увереннее, — согласилась Дейзи. — Завтра снова поплыву.
Она направилась прямиком в пляжный бар и, купив две банки колы, одну выпила залпом, а вторую взяла с собой и вернулась на пляж, где, практически не вставая, млела под солнцем Джейн, которой приходилось совершать над собой огромное усилие даже для того, чтобы доплыть до плотика-поплавка.
— Я устала уже от одного того, что наблюдала за тобой, — зевая, пожаловалась она. — Не понимаю, откуда у вас у всех берется столько энергии… Вот и Ник туда же — носится на катамаране, точно демон…
Дейзи видела, как они с Ианом отчалили от берега и, стремительно набирая скорость, устремились в открытое море.
— Я и не подозревала, что Ник умеет ходить под парусом, — сказала Дейзи.
— Еще как. Наверное, научился в своем Корнуолле. Надеюсь, он вернет мне Иана невредимым. — Джейн привстала и поправила матрасик. — Кстати, как вы съездили?
— О, отлично. Обезьян — пропасть, так что Тэра была на седьмом небе. Потом пообедали в отеле на Крейн-Бич. Там очень красиво, похоже на римскую виллу. — Дейзи оставалось только сожалеть, что она была не в том состоянии, чтобы оценить окружавшее ее великолепие. Для нее это явилось сущей пыткой — она все время старалась придать лицу соответствующее случаю беззаботное выражение, хотя на душе у нее кошки скребли.
— Кажется, у Тэры новая компания, — заметила Джейн, обозревая пляж. — Похоже, она охладела к Блэру. Думаю, с ним ей было скучновато.
— Да, пожалуй.
Тэра была на плоту; вокруг нее увивались двое или трое мужчин. Все, включая Тэру, от души веселились.
— Они итальянцы, — пояснила Джейн. — Только сегодня приехали. Веселые ребята.
Наконец-то Тэре улыбнулась удача, подумала Дейзи. Она легла на топчан, который освободил Иан. Ей хотелось, чтобы окружающий пейзаж сохранился в памяти подольше, чтобы зимой она могла представлять себя лежащей на залитом солнцем пляже.
Она долго будет помнить убегающую вдаль и теряющуюся в зыбком мареве полоску берега, обрамленного казуаринами и пальмами; бирюзовое море, набегавшие на пляж волны, воркованье голубей в зеленых зарослях, пронзительные крики чаек, круживших над берегом и готовых в любой момент спикировать за подачкой, крошечных колибри, летучих мышей в сумерках. Будет помнить тот невероятный закат, разлившийся расплавленным золотом по водной глади, ночные концерты древесных лягушек и мелодичные напевы местного джаз-банда. Будет долго помнить мягкий, ласкающий тело ночной бриз, и полуденный зной, и то блаженство, которое испытываешь, когда попадаешь наконец в комнату с кондиционером; обезьян и черепах, и ее веселого, с войлочными волосами, инструктора по виндсерфингу, и местного бармена, который все время пританцовывает, смешивая коктейли.
И Ника.