Неестественная смерть

– Способы, говоришь?.. Вообще-то кое-что мы знаем.

– Например?

– Ну… возьмем две наши жертвы…

– Предполагаемые.

– Ладно, старый ты крохобор. Возьмем две предположительно состоявшиеся и две (предположительно) намечавшиеся жертвы. Мисс Доусон была больна и беспомощна; Берта Гоутубед, вероятно, одурманена перееданием и непривычным количеством алкоголя; Триггу дали достаточное количество веронала, чтобы как минимум надолго отключить его, мне пытались дать что-то в том же роде, жаль, что не удалось сохранить остатки того кофе. Что из этого вытекает?

– Наверное, что способ умерщвления требует пребывания жертвы в более-менее беспомощном или бессознательном состоянии.

– Точно. Например, подкожная инъекция, хотя, похоже, им ничего не впрыскивали. Или некое малое хирургическое вмешательство – знать бы только, какое именно. Или ингаляция – правда, признаков удушья не найдено.

– Именно. Это нам мало что дает.

– Однако это уже кое-что. К тому же вполне могут существовать способы, которых мы не знаем, но квалифицированная медсестра может знать или по крайней мере могла о них слышать. Мисс Уиттакер – дипломированная медсестра, как тебе известно. Кстати, это позволило ей весьма искусно наложить повязку на собственную голову и придать себе жалкий и неузнаваемый вид, чтобы разыграть спектакль перед недогадливым Триггом.

– Тогда это не должно быть чем-то из ряда вон выходящим, то есть таким, что под силу только профессиональному хирургу либо требует весьма специфических знаний.

– Необязательно. Возможно, что-то почерпнуто из беседы с доктором или другими медсестрами. А что, если нам еще раз поговорить с доктором Карром? Хотя нет, если бы ему что-то пришло в голову, он бы уже давно нам все выложил. Я знаю, у кого спросить – у Лаббока, врача‐криминалиста. Он поможет. Завтра же с ним свяжусь.

– А пока, полагаю, нам остается только сидеть и ждать, когда убьют еще кого-нибудь? – сказал Паркер.

– Да, это ужасно. Я до сих пор будто ощущаю кровь Берты Гоутубед на своих руках. Послушай!

– Да?

– А ведь в деле Тригга у нас есть почти явное доказательство. Ты не можешь подержать даму в камере за проникновение со взломом, пока мы не разоблачим остальные ее махинации? Так ведь часто делается. И, в конце концов, проникновение ведь действительно имело место. Она вломилась в чужой дом после наступления темноты и незаконно присвоила ведерко угля. Тригг ее опознáет – он ведь далеко не мимоходом встречался с ней несколько раз, к тому же его таксист может добавить подкрепляющие детали.

Паркер несколько минут молча дымил трубкой, потом произнес:

– В этом что-то есть. Вероятно, стоит предложить такой план начальству. Но тут нельзя торопиться. Хорошо бы добыть больше доказательств. Существует ведь такая вещь, как Хабеас корпус[94], – нельзя до бесконечности держать человека под арестом только на основании кражи ведерка угля…

– Не забывай, что имело место еще и незаконное вторжение. В конце концов, это типичная кража со взломом. А за нее и каторгу схлопотать можно.

– Все зависит от того, как суд отнесется к краже угля. Он может решить, что изначально не имелось умысла на кражу, и квалифицировать дело как мелкое или административное правонарушение. В любом случае нам не нужен приговор за кражу угля. Но я разведаю, как отнесутся к этой идее в нашем ведомстве, а тем временем еще раз свяжусь с Триггом и попытаюсь разыскать таксиста. И еще того врача, который приходил к Триггу. Может, удастся выдвинуть обвинение в покушении на убийство или как минимум в нанесении тяжкого вреда здоровью. Но мне нужны дальнейшие доказательства того, что…

– Мечтатель! Мне они тоже нужны. Но я не могу, как факир, достать их из рукава. К черту все это, будь реалистичней. Я выстроил тебе дело практически из ничего. Разве это само по себе не замечательно? Твоя беда в том, что ты в принципе неблагодарный.

Розыски потребовали от Паркера определенного времени, тянулись самые долгие в году июньские дни.

Чемберлен и Левайн перелетели Атлантику, Сигрейв[95] распрощался с Бруклендсом[96], «Дейли йелл» выступила против красных, утверждая, что раскрыла заговор, кто-то притязал на титул маркиза, а некий чехословак – на то, что якобы переплыл Ла-Манш. Хэммонд[97] превзошел достижения Грейса[98]; в Москве резко возросло число убийств; Фокслоу выиграл Золотой кубок Аскота; в Оши[99] разверзлась земля, поглотив чей-то палисадник. В Оксфорде сочли, что женщины представляют собой опасность; на «Уайт Сити»[100] разрешили использовать электрических зайцев во время собачьих бегов. На Уимблдоне был брошен вызов английскому доминированию в мировом теннисе, а палата лордов изобразила унижение паче гордости[101].