Неестественные причины. Тайна Найтингейла

— У его жены были деньги… Вам известно, говорил ли он о своем плане кому-либо еще, кроме вас?

— Нет, он же запретил. Прямо как школьник: потребовал от меня страшной клятвы соблюдать тайну, даже не звонить ему на эту тему! Понимаете мою проблему: ставить в известность полицию или нет?

— Разумеется. Дело ведет инспектор Реклесс из уголовной полиции Суффолка. Я дам вам его адрес, а вы заблаговременно позвоните ему и предупредите, что́ он скоро получит по почте.

— Я знал, что вы это скажете. Все так очевидно! Но мешает безотчетный страх. Мне ничего не известно о его теперешнем наследнике. Боюсь, письмо может оказаться искомым мотивом убийства.

— Лучше не придумаешь! Но у нас нет доказательств, что его наследник знал об этом плане. Если это вас успокоит, то человек, имевший наибольшие денежные мотивы, располагает самым надежным алиби: когда Морис Сетон умер, он находился под арестом.

— Ловко придумано! Наверное, я не могу просто отдать письмо вам, Адам?

— Лучше не надо, Макс, извините.

Герни вздохнул, спрятал письмо в бумажник и снова уделил внимание еде. До конца обеда они не вспоминали о Сетоне. Позднее, надев огромный черный плащ, с которым он не расставался с октября по май и который делал его похожим на фокусника-любителя, видавшего лучшие дни, Макс пожаловался:

— Мне придется поторопиться, не то опоздаю на редакционное совещание. Бал правят процедура и эффективность, Адам. Решения должны приниматься полным редакторским составом. А все новое помещение! В былые времена мы сидели по своим пыльным конурам и принимали решения самостоятельно. Это не придавало ясности нашей издательской политике, но я не уверен, что это плохо. Куда вас подбросить? Что вы станете расследовать теперь?

— Спасибо, я пройдусь пешком. В Сохо, поболтать с убийцей.

— Это не убийца Сетона? — удивленно воскликнул Макс. — Я думал, что вы и полиция Суффолка в тупике. То есть я зря сражаюсь со своей совестью?

— Нет, Сетона этот преступник не убивал, хотя вряд ли у него были бы какие-то моральные трудности, если бы до этого дошло… Просто кому-то хочется убедить полицию, что он замешан в данном деле. Л. Дж. Льюкер, помните?

— Он застрелил на Пиккадилли делового партнера и вышел сухим из воды?

— Да. Уголовный апелляционный суд отменил вердикт по причине ошибки судьи при инструктировании присяжных. Судья Бротуик почему-то взял и предположил, обращаясь к присяжным, что человек, ничего не отвечающий при предъявлении обвинения, наверняка что-то скрывает. Видимо, судья осознал последствия своей выходки, лишь только эти слова сорвались у него с языка. Но слово, как известно, не воробей… В итоге Льюкер вышел на свободу, как и обещал.

— Какая же связь между ним и Морисом Сетоном? Не могу представить других двух столь же далеких друг от друга людей…

— Именно это я и надеюсь выяснить, — ответил Дэлглиш.

2

Дэлглиш шел по Сохо в направлении клуба «Кортес». Все еще пребывая в благостном настроении, созданном чистыми просторами Суффолка, он находил здешние улицы-каньоны, даже при их дневном безлюдье, тоскливее обычного. Странно, что когда-то ему нравилось бывать в этом районе. Теперь даже месячного отсутствия было достаточно, чтобы на каждом шагу морщить нос и закатывать глаза. Все дело в настроении, потому что район мог предоставить что угодно кому угодно, обеспечить за деньги удовлетворение любых потребностей, имелись бы деньги. Каждый находит здесь то, что хочет: кто — приятное место, чтобы утолить голод; кто — космополитический вертеп на задворках Пиккадилли со своей собственной загадочной жизнью; кто — одно из лучших в Лондоне мест для покупок еды; кто — самый отвратительный в Европе, грязный рассадник преступности. Даже журналисты, пишущие о путешествиях, в силу этой неопределенности не могут решить, как относиться к Сохо. Минуя стриптиз-клубы, замусоренные лестницы в подвалы, не глядя на силуэты скучающих девиц в окнах верхних этажей, Дэлглиш думал о том, что у любого, ежедневно бывающего на этих уродливых улицах, возникает желание провести остаток жизни в монастыре, причем не от сексуального отвращения, а от невыносимой скуки, одинаковости, безрадостности похоти.

Клуб «Кортес» был не хуже и не лучше заведений по соседству. Снаружи были вывешены обычные фотографии, разглядываемые с нарочитым отсутствием интереса неизбежной тоскливой группой мужчин средних лет. Заведение еще не открылось, но дверь поддалась толчку. В маленьком киоске при входе было пусто. Дэлглиш спустился вниз по узкой лестнице, застеленной неряшливым красным ковром, и раздвинул занавеску из бусин, отделявшую ресторан от прохода.

Все осталось таким, как он запомнил. Клуб «Кортес», как и его владелец, обладал завидной способностью к выживанию. Кое-что, впрочем, изменилось к лучшему, хотя дневной свет обнажал безвкусность псевдоиспанского декора и засаленность стен. Столики, такие маленькие, что за ними могло поместиться всего по одному посетителю, были расставлены очень тесно. Впрочем, сюда приходили не для семейных обедов и вообще не для того, чтобы поесть.