Медленно бредя в сторону Шафтсбери-авеню, он размышлял о своих дальнейших действиях. Пока что его поездка в Лондон мало что дала: то же самое он узнал бы, почти не утруждаясь, если бы остался в Суффолке. Даже Макс Герни мог бы все поведать ему по телефону, хотя отличался, конечно, повышенной осторожностью. Нет, Дэлглиш не сожалел о поездке, но день получился долгим, и он не собирался еще больше затягивать его. Раздражала какая-то непонятная уверенность, что сделано не все.
Что именно, трудно было разобраться. Все возможности были, как на подбор, малопривлекательными. Можно было наведаться в дорогой и модный многоквартирный дом, где проживал Лэтэм, и попытаться что-нибудь вытянуть из привратника, но это вряд ли удалось бы при его нынешнем неофициальном статусе. К тому же Реклесс или его подчиненные уже могли побывать там, и если алиби Лэтэма могло быть опровергнуто, то это уже произошло. Или попытать счастья в респектабельнейшем отеле в Блумсбери, где Элизабет Марли, по ее словам, заночевала во вторник? Но и там Адама вряд ли приняли бы с распростертыми объятиями, потому что Реклесс мог опередить его. Ему уже надоело бежать, как послушная собачонка, по следу инспектора.
Заглянуть в квартиру Джастина Брайса в Сити? А какой смысл? Поскольку Брайс находился в Суффолке, побывать внутри не получилось бы, а изучение дома снаружи почти ничего не дало бы. Он и так был хорошо знаком с этим премилым архитектурным решением в Сити. Брайс обитал над помещением редакции своего журнала «Мансли критикал ревю», во внутреннем дворе восемнадцатого века в двух шагах от Флит-стрит, сохраненном так любовно, что возникало впечатление искусственности. Протискиваться на улицу оттуда приходилось по переулку, такому узкому, что мужчине было трудно расправить в нем плечи. Дэлглиш недоумевал, где Брайс оставляет машину. В этом переулке поместится лишь детский самокат. Требовался особенный разгул воображения, чтобы представить, как он, хоть и не великан, протискивается через каменную щель с телом Сетона на плечах, а потом запихивает труп в багажник машины на глазах удивленных дорожных инспекторов и полиции Сити. Поверить в такое невозможно.
Провести вечер можно было по-иному. А если позвонить Деборе Риско на работу — она как раз собирается уходить — и пригласить ее к себе домой? Она, конечно, согласится. Те чудесные, несмотря на случавшиеся порой штормы, дни, когда он не был уверен, придет ли она, остались в прошлом. Какими бы ни были ее планы на вечер, Дебора изменит их и придет. Что ж, скука, раздражение, неуверенность — все это смягчит физическая разрядка. Но завтрашний день он встретит с той же проблемой, затмевающей утренний свет.
Решение пришло само. Адам резко свернул в сторону Грик-стрит, остановил такси и попросил подвезти его к станции подземки «Паддингтон».
Оттуда он собирался дойти пешком до жилища Дигби Сетона. Если Морис Сетон направлялся в роковой вечер туда же, то мог сесть в автобус или такси (интересно, проверял ли это Реклесс?), а мог и отправиться на своих двоих. Дэлглиш засек время. Потребовалось ровно шестнадцать минут, чтобы достигнуть кирпичной с обваливающейся лепниной арки — входа в «Каррингтонские конюшни». У Мориса Сетона ушло бы на это больше времени.
Мощенный булыжником вход выглядел негостеприимно, плохо освещался и провонял мочой. Дэлглиш, не боясь быть обнаруженным — похоже, место было необитаемым, — вышел из-под арки в широкий двор, освещенный одинокой голой лампочкой, криво висевшей над одним из гаражей, стоявших в два ряда. Когда-то здесь располагалась автошкола — об этом свидетельствовали выцветшие таблички на гаражных дверях. Теперь это место ждала более респектабельная судьба, связанная с решением вечной лондонской проблемы — нехватки жилья. Иными словами, здесь вот-вот должны были встать мрачные, тесные и сверхдорогие коттеджи, которые обзовут в рекламе не иначе как «элитными городскими резиденциями». Предназначат их для арендаторов или собственников, готовых ради статусного лондонского адреса и воображаемого шика мириться с головокружительной ценой и с уймой неудобств. Существующие гаражи перестраивались таким образом, чтобы внизу, помимо одного тесного машино-места, можно было устроить комнату, а наверху две клетушки — спальню и санузел.
Коттедж Дигби Сетона был единственным достроенным. Оформление — гнетуще стандартное: оранжевая дверь с бронзовым молоточком в форме русалки, ящики для растений под квадратными оконцами, чугунный светильник над притолокой. Выполнять свою роль светильник не мог, поскольку не был подсоединен к электросети. Это изделие поразило Дэлглиша своим антиэстетическим жеманством и нефункциональной вульгарностью; казалось, оно так и задумано — как символ всего дома. Оранжевые ящики под окнами провисли под тяжестью слежавшейся земли. Торчавшие из них хризантемы в свежем виде должны были служить оправданием пары лишних гиней в стоимости аренды, но золотые некогда цветы завяли и опали, мертвые листья пахли гнилью.