Читаем Неестественные причины. Записки судмедэксперта: громкие убийства, ужасающие теракты и запутанные дела полностью

Мне все это казалось до ужаса нужным, так как я знал, что, когда все-таки достигну своей цели и стану судебно-медицинским экспертом, то буду направлять подобные образцы на исследование специалистам, редко заглядывая в них самостоятельно. Но пока что я должен был учиться этому. Существует много судмедэкспертов, проводящих вскрытие людей, умерших предположительно естественной смертью, чтобы определить точную ее причину, и это должно было стать следующей частью моего обучения – как я могу анализировать подозрительные, необъяснимые смерти и проводить их судебно-медицинский анализ, не умея при этом распознать естественные причины?

КОГДА Я ПРОВЕЛ СВОЕ ПЕРВОЕ ВСКРЫТИЕ, МНЕ БЫЛО ПОЧТИ 30. Я УЖЕ ПРОШЕЛ ПРАКТИКУ В РАЗЛИЧНЫХ ОТДЕЛЕНИЯХ ПО ВСЕЙ БОЛЬНИЦЕ, ОТ ХИРУРГИИ ДО ГИНЕКОЛОГИИ, ОТ ДЕРМАТОЛОГИИ ДО ПСИХИАТРИИ.

Так что мое первое вскрытие не имело никакого отношения к какому бы то ни было преступлению. Пациент умер в больнице Сент-Джордж в Тутинге, и его выбрали для меня специально, решив, что никаких затруднений с ним быть не должно.

Я знал, что меня будут окружать старшие коллеги и услужливый персонал морга, однако бабочки у меня в животе все равно напомнили мне первый день в школе. Крупные капли дождя бились об окна автобуса, а затем стекали вниз, размывая мир снаружи, и мне захотелось, чтобы поскорее настал тот день, когда я смогу позволить себе пару хороших ботинок, чтобы не промокали ноги, и хорошее пальто, чтобы защититься от холода. Я уселся, съежившись, на втором этаже впереди автобуса. Он завелся и направился в сторону Тутинг-Бродвей. Я попытался отвлечься, в который раз перечитывая медицинскую карту покойного. Мне выдали ее за день до этого, я обсудил ее содержимое с практикантами постарше и уже знал практически наизусть.

Мне довелось уже увидеть изрядное количество вскрытий в морге, и я отчасти с нетерпением ожидал, отчасти побаивался того момента, когда настанет моя очередь взяться за скальпель. Как и в то первое занятие по анатомии это была своего рода проверка – мне нельзя было ни упасть в обморок, ни побледнеть, ни позволить своему желудку дать слабину. Не то чтобы это означало конец моей карьеры – просто я знал, что мои коллеги никогда не дадут мне об этом забыть. То же самое касалось и ошибок. В случае чего меня бы непременно поправили – а потом с удовольствием поддразнивали бы при любой возможности. И мне правда хотелось сделать все правильно. Не порезать себя вместо пациента, не продырявить важные органы, не разрезать по ошибке кишечник. Мне нужно было сделать ровные разрезы, обнажить нужные органы, сделать все необходимые записи, поставить точный диагноз. А еще мне нужно было немного удачи. И много-много храбрости.

КАК Я СМОГУ АНАЛИЗИРОВАТЬ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ, НЕОБЪЯСНИМЫЕ СМЕРТИ И ПРОВОДИТЬ ИХ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКИЙ АНАЛИЗ, НЕ УМЕЯ ПРИ ЭТОМ РАСПОЗНАТЬ ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРИЧИНЫ?

Большинство людей шарахаются от запаха морга. Сейчас я бы сказал, что в морге вообще ничем не пахнет, хотя, возможно, я просто привык. Конечно, тогда формалин так и резал мой нос – запах был колким, словно поломанные ветки деревьев, что-то вроде падуба в зимнее время или кустарника летом. Но гораздо более пронзительный.

Первое, что слышишь, попадая в морг, – это практически неизменно дружелюбные голоса. Хотите верьте, хотите нет, но голоса эти частенько еще и смеются, как это бывает в офисе или на любой другой работе. На самом деле, когда гробовщики приходят и уходят, без добродушного подшучивания дело обычно не обходится, хотя я никогда не слышал шуток над покойниками – по моему опыту, к ним неизменно относятся с большим уважением.

Вестибюль для приема покойников снаружи никто не видит. Как правило, он располагается рядом с аккуратным, светлым офисом, где всех поступивших скрупулезно регистрируют, после чего увозят по ярко освещенному коридору к холодильникам – их штук 15, стоящих вплотную друг к другу.

МНЕ ДОВЕЛОСЬ УЖЕ УВИДЕТЬ ИЗРЯДНОЕ КОЛИЧЕСТВО ВСКРЫТИЙ В МОРГЕ, И Я ОТЧАСТИ С НЕТЕРПЕНИЕМ ОЖИДАЛ, ОТЧАСТИ ПОБАИВАЛСЯ ТОГО МОМЕНТА, КОГДА НАСТАНЕТ МОЯ ОЧЕРЕДЬ ВЗЯТЬСЯ ЗА СКАЛЬПЕЛЬ.

Холодильники эти высотой в несколько метров. Внутри каждого расположены полки, рассчитанные примерно на шесть тел. Покойников перемещают с тележек на полки. Бздынь. Дверь закрывается. Вжух. Тележка откатывается в сторону, готовая для перевозки следующего тела. Бам. Вот такие звуки и можно услышать в морге. Бздынь, вжух, бам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное