Неестественные причины. Записки судмедэксперта: громкие убийства, ужасающие теракты и запутанные дела

Я поднялся наверх, чтобы повидаться с ними обоими. Крис посмотрел на меня и сморщил свое лицо в комок, из которого могла получиться улыбка. Ну или неодобрительный рев. Как и следовало ожидать, меня оглушил рев. Я взял Криса на руки, и он снова заревел. Я пробовал его качать, смотреть на него, строить ему рожицы. Его крошечные черты лица снова скорчились в забавный, но совершенно неуместный комок. Улыбка? Ну конечно нет. Очередной протяжный вопль. Как, как его остановить?

Джен уложила ребенка в кровать, я приготовил ужин. Как по волшебству рев Криса наверху улегся, когда на стол было накрыто. Мы поужинали, смакуя тишину не меньше еды. Поев, мы оба уселись заниматься. Я был в мире бесконечных экзаменов, мире, с которым Джен, обучаясь заочно, только начинала знакомиться.

Уже поздно. Я вымотан, так как большую часть предыдущей ночи переживал из-за предстоящего вскрытия и готовился к нему. День подошел к концу, и когда моя голова коснулась подушки, мне только и хотелось, что заснуть сладким сном. Я чувствовал, как он меня обволакивает. Мое тело расслабляется, меня уносит приятный поток, как вдруг… Уа-а-а-а-а!

Крис. Опять, Господи, опять. Он много плакал, и мы уже начали подозревать, хотя он и на грудном вскармливании, что у него непереносимость лактозы. Но какой мне толк от всех этих теорий сейчас? Пускай у Криса и аллергия на молоко, легкие у него точно превосходные, и он плачет изо всех сил, и теперь кому-то из нас нужно пойти его успокоить.

– Твоя очередь, – пробормотала сквозь сон Джен.

Я встал. Дома было холодно.

Я подошел к кроватке и сгреб руками горячее, неподатливое, злобное маленькое тельце Криса. Я люблю его, но мне хотелось вернуться ко сну. Я прошелся по дому, держа его на руках. Недосып лишает меня человеческих качеств, я просто робот, обреченный блуждать до скончания времен со своим дергающимся маленьким комочком. Я знаю, что этот комочек – беззащитный маленький ребенок. Но начинаю задаваться вопросом: не тиран ли он, часом? Тиран, чьей единственной жестокой целью является лишать меня того, чего мне не хватает больше всего на свете, – сладкого сна?

Постепенно, по прошествии долгого времени легкое раскачивание уменьшило его плач, он стал зевать, закрыл глаза. Я слушал его дыхание. Ровное. Глубокое. Нет никаких сомнений – он спит.

Очень-очень аккуратно, украдкой, словно вор в галерее, я добрался до детской и положил свой крошечный шедевр как можно нежнее в кроватку. Укрыл его сладко пахнущее тело. Теперь, спящий, он куда более податливый. Какое-то время я им любовался. Он скорчил рожицу, и это может быть… Я задержал дыхание, однако тишину ничто не нарушило. Ему просто снятся сны. Плетясь к кровати, я испытал что-то вроде радости. Пуховое одеяло ласково обняло меня, я закрыл глаза. И тут… Уа-а-а-а-а!

Какие отчаявшиеся родители не боялись тряхнуть своего ребенка, выйти из себя и швырнуть его в кровать или же отвесить ему звонкую оплеуху, лишь бы остановить этот невыносимый звук? Какие отчаявшиеся родители не были напуганы своей собственной острой потребностью отдохнуть от постоянных требовательных криков, от этого изматывающего, пронзительного уа-а-а-а-а?

Я знал, что, как бы Крис ни плакал, он в достаточной безопасности. Я знал, что мне нужно побыть в тишине. Захлопнул дверь за своим ревущим сыном и спустился на кухню. Он все еще плакал, но этот плач звучал уже где-то вдалеке. Я закрыл уши руками. Больше не мог его слушать. Пять минут я не убирал руки от ушей. Глубоко дышал. Всячески старался вернуть душевное равновесие. Затем вернулся к его кроватке. Пускай и не переполненный любовью, но точно с любовью и с вновь возрожденным сопереживанием. Я ласково его укачал, и он снова уснул.

После этого мы прочитали про аллергию на молоко у новорожденных, и Джен перестала употреблять в пищу молочные продукты. Крис почти сразу же кардинально изменился. Он спокойно спал. Он даже начал улыбаться. Но я благодарен всему, чему научился у этого плачущего ребенка. Спасибо тебе, Крис, за то, что дал мне понять, с каким невероятным давлением приходится иметь дело родителям.

8

Два года спустя у нас родилась девочка – мы назвали ее Анной. У нее не было никаких проблем с лактозой, и она доставляла куда меньше хлопот. А может, это мы, ее родители, попросту набрались опыта, и теперь нам это давалось куда легче.

К моменту появления на свет Анны мое первое вскрытие осталось далеко в прошлом – с тех пор я провел их множество. Сдав первую часть своих профильных экзаменов по патологии, я стал набираться скорости, знаний и навыков, работая в моргах по всему Лондону, от Уэмбли до Финчли и Тутинга.

Утром я приходил на работу, где меня терпеливо ожидали на столах покойники. В этих смертях не было ничего подозрительного. Большинство, как предполагалось, умерло по естественным причинам, и моей задачей было это подтвердить.