Неестественный свет

Словно играя в догонялки, все действующие лица этой схватки теперь бегали друг за другом по кругу. Подлец гнался за сэром Питером, который догонял Пигаль с графиней, перед ними мчалась Элпью, которая, в свою очередь, преследовала Подлеца.

В центре кухни на редкость пронзительно вопила кровать Годфри.

Сэр Питер в горящей шляпе выскочил из круга, схватил Элпью и, прикрываясь ею как живым щитом, отступил к двери в буфетную.

— Я влиятельный человек! — кричал сэр Питер. — Сколько ты хочешь?

Подлец взревел и одним ударом ножа рассек пополам подушку.

Пока оседали перья, Подлецу понадобилось всего несколько секунд, чтобы загнать в угол всех четверых — Пигаль, сэра Питера, Элпью и графиню, — сбившихся в кучу у двери в буфетную, причем тлевшая шляпа оказалась в заднем ряду.

— Мы не трусы, — прошептала дрожавшая графиня. — Ты нас не запугаешь!

Нож обрушился на один из столбиков балдахина. Все вскрикнули.

— Vous etes jetee, ерёсе d'ordure![72] — Пигаль попыталась плюнуть, но во рту у нее пересохло. Со стороны казалось, будто она посылает воздушные поцелуи.

Элпью пыталась дотянуться до дверной ручки, но ей мешали три трепещущих тела.

— Кто-нибудь скажет мне, что здесь все-таки происходит? — взвыл сэр Питер, вокруг головы которого клубился дым.

Подлец занес нож.

— Couillon! — рявкнула Пигаль. — Bordille![73]

На полу у ног герцогини, там, куда ее бросила графиня, лежала уцелевшая банка с драгоценностями. Пигаль наклонилась за ней, чуть не попав под нож, который просвистел у самого ее плеча.

Подняв тяжелую банку, она со всей силы запустила ею в бритую голову Подлеца. Сосуд попал точно в цель и разлетелся на куски — во все стороны брызнули сверкающие браслеты, ожерелья, кольца и броши. В тот же самый миг запорошенная мукой рука Ньютона высунулась из-под кровати и дернула Подлеца за ногу, а кто-то принялся колотить в парадную дверь.

Подлец покачнулся, зашатался и рухнул на пол — и тут дверь в кухню распахнулась и на пороге возникли четыре хмурых констебля.

— Мы здесь для того, чтобы водворить домой пьяного, который заявляет, что служит тут, у леди Эшби Скарамуш.

В дверном проеме покачивался между двух стражников Годфри.

Старший констебль оглядел помещение: в воздухе летали припорошенные мукой перья; повсюду валялась поломанная мебель и рваная бумага, а с каждой имеющейся перекладины свисали ювелирные украшения. На слое битого стекла, устилавшего выложенный аспидно-черной плиткой пол, покоился огромный бесчувственный мужчина, четыре человека сгрудились в дымке у двери в буфетную, и единственным предметом, который держался прямо, был вонзенный в буфет топор.

Краткий миг тишины сменился единодушным вздохом облегчения. Четверка, стоявшая у буфетной, кинулась к констеблям, наперебой пытаясь что-то объяснить.

— Могу ли я утверждать, что здесь имело место серьезное происшествие? — поинтересовался старший констебль, стараясь оторвать от себя Пигаль, которая пылко целовала его в обе щеки.

Подлец зашевелился. Приподнялся, опираясь на локти и оглядываясь, словно не понимая, где находится. Вытолкнув ногой книги, из-под кровати вылез и встал во весь рост Ньютон.

— Беспокойное здесь было местечко нынче ночью, констебль… — Отряхнувшись, он поставил ногу на спину поверженному рубаке. — Ваше логическое построение абсолютно верно. А теперь мы были бы очень рады, если бы вы забрали этого ненормального и надежно изолировали его от цивилизованного общества.

Старший констебль оглядел Ньютона, на белом лице которого выделялись красновато-коричневые круги вокруг глаз и рта.

— Вы, случаем, не артист итальянской комедии? — спросил он.

— Ни в коем случае, — твердо ответил Ньютон. — Я Исаак Ньютон, эсквайр, знаменитый академик и член правительства Его Величества. Я мастер Монетного двора.

— Но вряд ли вы сегодня в состоянии что-либо смастерить, сэр, — сказал констебль. — Если вы простите мне мой каламбур.

Над Ньютоном зашаталась полка, серьезно потревоженная многочисленными снарядами, пролетевшими за последнее время по кухне. На полке лежала шляпа — большое украшенное разноцветными перьями сооружение, которое графиня надевала в летнее время, только по особым случаям. Полка качнулась, шляпа слетела и приземлилась точнехонько на голову Исааку Ньютону. Не двигаясь, он пробормотал непонятные слова:

— Гэ равняется два аш на тэ в квадрате.

— Разумеется, мистер Ньютон, сэр, — откликнулся констебль.

Головорез, известный под именем Подлеца, тряхнул головой и заговорил:

— Но я ничего не сделал, констебль. — Голос его звучал странно пронзительно и визгливо. — Правда! Я пришел сюда только попугать их. Честно, посмотрите. Я ведь никого не ранил.

Когда констебли ушли, уведя с собой Подлеца, графиня набросилась на мужа, обвиняя его в подлоге: он предложил ей дом, который вовсе не принадлежал ему, в грабеже на большой дороге, в измене, обмане, мошенничестве и во всех преступлениях, за исключением государственной измены, убийства и содомии.