– Хорошо, – кивнула она и добросовестно отвернулась и зажала уши. Я был уверен, что, в отличие от меня, подслушивать она точно не станет.
Сделал своё дело, опять с трудом запихнул член в плавки и в джинсы. Медленно подошёл к Тане со спины, накрыл своими руками её ладони и отвёл их, одновременно разворачивая её к себе. Теперь мы стояли лицом друг к другу, обе её нежные ладошки были в моих, грубоватых от мозолей, заработанных в спортзале. Наши глаза тоже были друг в друге. Как и наши сердца, уже давно. Пришло время добавить к ним губы. Я наклонился, она подняла своё лицо мне навстречу. Мы встретились… И у меня, и у неё губы были сухими от волнения и сжигающего нас пламени накопившихся желаний. Но, по мере того, как одно касание переходило в следующее, губы становились всё более влажными, в моей голове всплывали картинки из фильмов, я чувствовал себя с каждым мгновением смелее и взрослее, скользнул внутрь её рта языком, провёл по внутренней стороне губ, нёбу, зубкам. Я уже накрывал весь её ротик своим ртом, прижимал её тело к себе так, словно задался целью расплющить. Чувствовал, как мой «нижний ярус» сходит с ума, но уже не стеснялся этого. Наоборот, мне хотелось, чтобы Таня считала меня совсем взрослым, сильным, властным… Своим мужчиной.
Глава 3
Мы целовались до рассвета, отойдя за барак, подальше от крыльца и возможных свидетелей, кто выбежал бы в туалет. Целовались то с нежностью, то со страстью. И с того самого дня стали строить планы на совместное будущее. Куда поступим учиться (обязательно вместе!), когда поженимся, сколько детей заведём…
А сколько раз мне пришлось драться за неё в том «трудовом» лагере, я и со счёта сбился. Деревенские парни, то один, то другой, так и норовили нарваться на мои кулаки, пытаясь или силой потащить её на танец, игнорируя наши сцепленные руки, или приставали к нам на улице, считая меня (несмотря на мой рост и силу) городским фраером, неспособным постоять за свою девушку. К концу «смены» на костяшках моих пальцев тоже образовались мозоли, которые сначала были кровавыми ссадинами, и Таня их лечила мазями и поцелуями.
В девятом классе я сразу на первом же уроке сам сел рядом с ней, и классная не решилась возражать. И мы всё время держались за руки, умудряясь писать одной рукой, причём мне пришлось делать это левой, а потому почерк был корявым и неразборчивым. Мы не расставались на переменах, я помогал Тане с её подшефными первоклашками (тоже комсомольское поручение). На уроках литературы мы продолжали развлекать класс нашими дуэтами, произнося то, что пока не решались сказать друг другу, несмотря на далеко идущие планы касательно нашего будущего, устами персонажей книг.
Мы не заходили дальше поцелуев. Я лишь однажды попытался проделать с ней то, что проделывали, по их заверениям, знакомые парни со своими девушками, и в укромном уголке запустил руку ей под платье, норовя добраться до резинки трусиков. Она резко отстранила меня. Пощёчину не влепила, но с твёрдостью в голосе попросила никогда так не делать, если я не хочу её потерять. Сказала, что позволит это, только когда мы станем совершеннолетними. А всё остальное – вообще лишь после свадьбы. Я принял её решение. Ночами же утешал себя сам, поскольку терпеть напряжение было уже невозможно. Знал, что многие занимаются тем же, а потому угрызениями совести не мучился, только необходимостью скрывать последствия от бдительной мамы.
*
Объявили мой рейс. В полёте я должен был провести четыре часа. Широка страна моя родная… За это время можно было улететь к чёрту на кулички. В кармашке кресла передо мной обнаружил забытую кем-то из прежних пассажиров книжечку. Карманный сборник стихов Юлии Друниной. Хотел положить обратно, но непроизвольно открыл наугад и прочитал:
Почувствовал желание выйти из самолёта и вернуться домой. Но… мы уже оторвались от земли и поднимались к облакам…
*