Нефертари. Царица-еретичка

Рамзес был единственным сыном фараона Сети, и теперь, когда ему исполнилось семнадцать, детство его осталось позади. Больше не будет совместных занятий в эдуббе, школе писцов, как и совместной охоты после обеда. Посему его коронация не вызывала у меня особого интереса, но когда он появился вдали, даже я затаила дыхание. Начиная с широкого темно-голубого воротника, облегавшего его шею, и до золотых браслетов на щиколотках и запястьях, тело его было сплошь покрыто драгоценными каменьями. Его рыжие волосы сияли на солнце подобно начищенной меди, а на поясе висел тяжелый меч. Тысячи египтян дружно подались вперед, чтобы получше рассмотреть его, а когда Рамзес проходил мимо в составе процессии, я потянулась, чтобы дернуть его за волосы. Хотя Пазер сердито ахнул от неожиданности, фараон Сети рассмеялся, и шествие остановилось.

– Малышка Нефертари. – Фараон потрепал меня по голове.

– Малышка? – Я обиженно выпятила грудь. – И никакая я не малышка. Мне уже исполнилось тринадцать, а через месяц стукнет четырнадцать.

Мое упрямство изрядно позабавило фараона Сети, и он коротко рассмеялся.

– Ладно, ты малышка только по росту. А где же твоя непреклонная нянька?

– Мерит? Во дворце, готовится к празднеству.

– Что ж, передай Мерит, что сегодня вечером я желаю видеть ее в Большом зале. Мы должны научить ее улыбаться так же очаровательно, как ты. – Он ущипнул меня за щеку, и процессия продолжила движение в прохладные глубины храма.

– Держитесь рядом со мной, – распорядился Пазер.

– Почему? Раньше вы никогда не указывали мне, куда идти.

Толпа придворных подхватила нас и внесла в храм, и наконец-то тяжелая дневная духота осталась позади. Жрец Амона в длинном белом одеянии быстро провел нас по тускло освещенным коридорам во внутреннее святилище. Я прижала ладонь к холодным каменным плитам, на которых были высечены раскрашенные изображения богов. На их лицах навеки застыло выражение радости, словно они были счастливы видеть нас.

– Осторожнее с рисунками, – резко предостерег меня Пазер.

– Куда мы идем?

– Во внутреннее святилище.

Проход расширился и привел нас в сводчатую палату. По толпе прокатился удивленный шепот. Гранитные колонны вздымались ввысь, теряясь в полумраке, а крыша, выложенная голубой плиткой, оказалась инкрустирована серебром, имитирующим звездную россыпь на ночном небе. На разрисованном возвышении в ожидании застыли жрецы Амона, и я с грустью подумала о том, что теперь, став соправителем, Рамзес уже не будет тем беззаботным принцем, с которым я играла на прибрежных болотах. Впрочем, в школе писцов были и другие дети, и я принялась высматривать в толпе кого-либо из друзей.

– Аша! – позвала я одного из них, и, увидев меня с наставником, он принялся пробираться к нам сквозь толпу.

Как обычно, его черные волосы были заплетены в косичку, которая на охоте беспощадно колотила его по спине подобно хлысту. Хотя нередко именно выпущенная им стрела приносила нам желанную добычу, он никогда не приближался к ней первым, отчего фараон прозвал его Аша Осторожный. Но насколько Аша был осторожен, настолько же Рамзес был порывист и импульсивен. Во время охоты он неизменно стремился стать первым, даже в самых опасных случаях, и собственный отец называл его не иначе как Рамзес Безрассудный. Разумеется, это было прозвище сугубо для личного употребления, и, кроме фараона Сети, так его не осмеливался называть больше никто. Я улыбнулась Аше, а вот Пазер окинул его далеко не дружелюбным взглядом.

– А почему ты не стоишь вместе с принцем на возвышении?

– Но ведь церемония начнется только после того, как протрубят горны, – пояснил Аша. Когда Пазер в ответ лишь вздохнул, Аша обратился ко мне: – В чем дело? Разве ты не рада?

– Чему я должна радоваться? – язвительно осведомилась я. – Тому, что Рамзес теперь все свое время станет проводить в Зале для приемов, а ты меньше через год присоединишься к армии?

Смутившись, Аша неловко поправил свою кожаную пектораль.

– Собственно говоря, если я хочу стать полководцем, то мое обучение должно начаться уже в этом месяце, – пояснил он. Но тут взревели трубы, а когда я открыла рот, чтобы запротестовать, он отвернулся. – Время!

И его длинная косичка затерялась в толпе. В храме воцарилась напряженная тишина, и я посмотрела на Пазера, который старательно избегал встречаться со мной взглядом.

– А что она здесь делает? – прошипел кто-то сзади, и мне не пришлось даже оборачиваться, чтобы понять: женщина имеет в виду меня. – В такой день она может только принести несчастье.