Нефертити

Все мы восхищались шефом. Восхищались не только его талантом, но и его всегда загорелым лицом — он был неутомимым спортсменом, — восхищались его легким пальто, в котором он ходил в самые жестокие морозы, и, конечно, его неистощимым интересом ко всему на свете.

— Разбрасывается, — говорил Сергей.

— Умеет талантливо жить, — возражал Женька.

— Умеет, — бурно поддерживала Женьку Лида.

— Все ясно, — многозначительно сказал Юрка и переглянулся с Артуром.

— Все ясно, — поддакнули мы с Сережей и посмотрели на Лиду.

И вот наступил день, когда все стало совершенно ясно. Мы уже собирались домой.

— Знаете, — вдруг сказал Женька, запихивая в портфель папку, — раньше я всегда считал, что работа и спорт — это все в жизни. А теперь... — Он откинул голову назад и замолчал.

Мы все тихо вздохнули.

«Какой у Женьки профиль! Какие у Женьки плечи! — подумали мы. — И как все глупо случилось...»

— А теперь, — продолжал Женька, — мне кажется, что главное — это не только работа, а еще колющие лучи солнца, запах земли, шелест листьев и...

Он снова замолчал. Мы не знали, что говорить, и тоже молчали.

— Недавно мы с Лидой, — сказал Женька, — слушали, как, пробиваясь из-под снега, недовольно ворчит ручей... Это же здорово! Это же... музыка. И еще мы ходили на вокзал — просто так ходили. Слушали приливы и отливы человеческих голосов, свистки электровозов, чувствовали запах гари и дыма. — Он повернулся лицом к окну.

Мы молчали. Мы видели, как подошла Лида, положила свою большую смуглую ладонь на тонкие вздрагивающие пальцы Женьки и не отнимала ее до тех пор, пока он не отвернулся от окна. Потом Лида наклонилась к нему и что-то шепнула на ухо. Женька быстро повернулся к ней, в уголках его твердого рта задрожала неуверенная улыбка, четкие скулы и подбородок потеряли резкость очертания.

— Ребята, Вера! — громко крикнула Лида, дергая себя за кончик воротничка. — Что-то мы завяли! Приходите сегодня к Жене — возобновим кофейную традицию.

Она слегка покраснела, а лицо Женьки залила блаженная улыбка.

— Мы вам что-то скажем с Женей! — снова крикнула Лида. — Идет? — Теперь сияющая улыбка появилась на ее лице...

Мы сидели и слушали, как звонко хлопает весенняя капель.

— Идет! — с отчаянием проговорил наконец Сергей и, тяжело топая ногами, задевая по пути столы, вышел из комнаты.

— Ясно, — пробурчал Юрка и долго смотрел на фотографии увеличенных хромосом, развешанные по стенам. — А я-то думал, дурак... Пойдем! — бросил он Вере.

Вера в упор смотрела на него.

— Ясно, — повторил вслед за Юркой я и попросил у Артура сигарету.

— Придем, не извольте беспокоиться, — как всегда с иронией, сказал Артур.

Из института мы вышли с Женькой: обычно кто-нибудь из нас провожал его домой.

— У меня к тебе дело, — неуверенно промямлил Женька.

— Выкладывай, — насторожился я.

Женька взял меня крепко под руку.

— Понимаешь, — комкая слова, сказал он, — мы решили с Лидой... ну, одним словом, потопать в загс... — Он помолчал. — Лида — удивительный человек, понимаешь, когда она рядом, у меня такое чувство, словно мне что-то подарили или я что-то кому-то подарил и еще будто я снова все вижу, только еще ярче, отчетливее, чем раньше... Красивый она человек...

— И очень умная, — зачем-то добавил я.

— Да-да, — согласился он. — Я ее очень люблю, — сказал он тихо.

— Я тоже ее очень люблю, — неожиданно ляпнул я.

Женька, как мне показалось, насторожился.

— Это, конечно, все ерунда, — сказал он, — но ты все-таки скажи... опиши в общем, какая она?

— Красивая, — быстро ответил я. Женькина рука вздрогнула на моем локте.

— Ну, а какая? — осторожно спросил он.

— Рыжая, — ответил я и вспомнил, как обхохотали дома Юрку. — Нос красивый, курносый, на носу веснушки, а глаза...

— Я так и знал, — весело перебил меня Женька. — Я ужасно боялся, что ребята всерьез ей комплименты сыплют... И эти всякие типы тоже, думал, всерьез из-за нее заходят...

Женька говорил быстро, оживленно. Он улыбался. Ветер рвал его волосы, солнце билось в темных очках. Девушки оглядывались на него.

— Она красивая, — твердо повторил я.

— Она самая единственная, — легко и радостно сказал Женька и запрокинул голову в небо, словно видел его чистую, далекую голубизну и редкие, легкие перышки облаков.

— Она очень красивая, — чуть не плача крикнул я, но Женька меня не слушал.