Нефертити

Они занимались постоянно в небольшой учебной комнате, выходившей к бассейну, но на этот раз царевич пригласил наставника в тронный зал, где фараон принимал зарубежных послов, первых царедворцев и военачальников. Два пустующих тронных кресла стояли на небольшом возвышении у задней стены. Второй трон, чуть поменьше, для сына, Аменхетеп Третий приказал поставить четыре года назад, но поначалу царевич восседал на нём лишь по праздничным дням и когда фараон принимал заезжих купцов и посланников, дабы все видели и знали, кто наследует престол. Но два года назад, когда отца начали одолевать недуги, юный соправитель стал принимать участие во всех делах государя: в первые дни — только наблюдая за происходящим и высказывая изредка своё мнение, а позже и принимая самостоятельные решения, которые, конечно же, не всегда нравились родителю, и между ними волей-неволей возникли разногласия, споры и глухое, тайное соперничество, выводившее старого самодержца из себя. Но он сам захотел, чтобы наследник научился принимать решения, властвовать, и фараону это удалось.

— Расскажи мне, что происходит с нами, когда мы умираем, — остановившись рядом со своим креслом и не глядя на учителя, с грустью попросил наследник.

— Я намереваюсь вам об этом рассказать, но мы ещё не закончили нашу беседу о десяти главных заповедях государя, ваша милость, — вежливо напомнил жрец.

Он явно ещё не знал о смерти старого правителя и потому разговаривал со своим учеником без всякого пиетета.

— Я помню, — холодно ответил фараон. — Но сегодня я бы хотел поговорить об этом.

Шуад помолчал, не зная, на что решиться: то ли настоять на своём, как того требовали принципы обучения, то ли согласиться с просьбой сиятельного ученика.

— Хорошо, — примирительно улыбнулся жрец. — Поговорим о том, что происходит после того, как останавливается наше сердце. Смерть — это одинокое путешествие в ночи в царство мёртвых, как сказал поэт, это мирра, это напиток богов и, конечно же, продолжение жизни, только там нет мучений и тех земных страданий, которые мы терпим, изнашивая телесную оболочку. Чем ближе час избавления от земной юдоли, тем отчётливее человек понимает, сколь она тягостна: болит то тут, то там — не тело, а скопище разных болячек. И каждый мечтает от них поскорее избавиться. Только глупец держится за земной тлен. Люди к тому же трусливы. Они обычно рассуждают так: туг плохо, ужасно, но есть лепёшка, лук, кусок мяса и стакан терпкого вина по праздникам, а там, говорят, этого не будет. Но там, — наставник блаженно закатил глаза и облизнулся, — там сад радости, там нет этих гнусных запахов, вони от выгребных ям, мерзкого пота и тухлой рыбы, гниющей на берегу. Там то, что мы никак не можем обрести здесь. Там счастливые видения, которые повергают нас в трепетную дрожь вдохновения, там...

— Так что там? — сердито нахмурившись, прервал восторженный поток слов наследник, поглаживая высокую спинку тронного кресла отца. — Что происходит с человеческой душой, учитель, начиная с печального акта смерти?

Он проговорил эти слова так, как обычно высказывал их старый властитель, когда ему надоедала пустопорожняя болтовня подданных. В его голосе ощущалось нарастание гнева. И теперь те же интонации в словах сына. Жрец с удивлением посмотрел на него. До сегодняшнего дня наследник вёл себя тихо и скромно: никогда не прерывал учителя, выслушивал его до конца и только тогда начинал задавать вопросы. И никогда не диктовал своих условий. Ныне же всё, начиная с выбора комнаты для занятий, темы занятия и странного поведения ученика, не скрывающего досадной улыбки на лице, жреца неприятно поражало. Он даже хотел рассердиться и вежливо откланяться, дабы перенести их беседу на следующий день, но что-то удержало его от столь опрометчивого шага. Тревожное предчувствие, холодок, внезапно ожегший кожу. И, выдержав паузу, он заговорил о том, что неожиданно заинтересовало царевича:

— Есть Ка — вечный дух, это он в миг рождения зажигает в каждом человеке Ба — его душу, ты это хорошо знаешь. Как и то, что в момент человеческой смерти Ба выходит из тела и первые часы сиротливо блуждает вокруг него. Она подавлена, эта внезапная разлука непривычна для неё, и можно понять, сколь она потрясена всем происшедшим. И это объяснимо, ибо Ба — сгусток всех наших чувств, наших мыслей. Поэтому в первые часы близким, родичам умершего необходимо успокоить, поддержать душу, ободрить её, ибо стоит иметь в виду, что ей предстоит долгий и трудный путь. Богиня Исида первой принимает Ба в свои объятия и приводит её к богу Анубису, ты его должен хорошо знать...

— Анубис — покровитель умерших, его душа отдыхает в лежащем чёрном шакале или в дикой собаке Саб. Иногда он превращается в человека, но с головой шакала или собаки. Он главный сторож и бог царства мёртвых, Дуата, как мы его называем, где ведёт строгий счёт всех сердец умерших, — скороговоркой проговорил юный фараон, выказывая свои немалые познания.