Нефертити

На кухне торчала Ипу.

— У нее есть лекари. Тебе не обязательно идти.

— Я пойду.

— Но почему?

Бастет потерся шелковым тельцем об мою ногу, словно пытаясь успокоить меня.

— Потому, что это Нефертити, и если она умрет, я себе этого никогда не прощу.

Ипу прошла следом за мной в мою комнату. По пятам за ней шел Бастет.

— Хочешь, я поеду с тобой? — предложила она.

— Не надо. Я вернусь к вечеру.

Я взяла свой ящик с травами. Когда я уже собралась уходить, она сжала мою руку:

— Помни: ты идешь туда ради ребенка.

Я сглотнула подкатившую к горлу горечь.

— Который должен был быть моим.

— Она сказала, что ничего не могла поделать.

— Может быть, — отозвалась я. — А может быть, она просто сидела сложа руки и молчала, пока это делалось.

Гонец помог мне подняться в колесницу. Он щелкнул плетью, и гнедые лошади помчались по Царской дороге. На каждом перекрестке стояли изваяния моей сестры. Ее раскрашенные скульптуры воздевали руки над городом в пустыне, который построили они с мужем. Нефертити была наряжена в пышные одежды Исиды. А на воротах храмов, там, где надлежало находиться изображениям богов, были изображены их с Эхнатоном лица.

— Амон, прости им их заносчивость, — прошептала я.

Для родов был выстроен специальный павильон, как и в Мемфисе. Я узнала в нем руку Нефертити: окна от пола до потолка, стулья с мягкими сиденьями, вазы, в которых пышно разрослись растения — особенно много было лилий ее любимого сорта. В комнате было расставлено множество стульев для придворных дам, и почти все они были заняты.

— Госпожа Мутноджмет! — объявил вестник, и в зале мгновенно стало тихо: разговоры и смех прекратились.

— Мутни!

Нефертити шикнула на своих дам, и дочери визиря, толпящиеся у ее постели, расступились. Глаза их сделались круглыми и завистливыми.

Я подошла к кровати. Нефертити была здорова и красива. Она полулежала на груде подушек, и по ней не видно было, чтобы она испытывала боль. У меня загорелись щеки.

— Я думала, у тебя схватки.

— Все лекари говорят, что они начнутся сегодня или завтра.

Лицо мое потемнело.

— Твой посланец сказал, что дело неотложное.

Нефертити повернулась к своим дамам, изучающим мои волосы, ногти, лицо.

— Оставьте нас! — велела она.

Они упорхнули, словно мотыльки, — девушки, которых я даже не знала. Я посмотрела им вслед.

— Да, дело неотложное. Ты мне нужна.

— У тебя десятки женщин, которые составляют тебе компанию. Зачем тебе нужна я?

— Да затем, что ты моя сестра! — отрезала Нефертити. — Нам полагается быть рядом. Заботиться друг о друге.

Я недобро рассмеялась.

— Я не отнимала у тебя дитя! — воскликнула Нефертити.

— Но ты знаешь, кто это сделал.

Нефертити промолчала.

— Ты знаешь, кто меня отравил. Ты знаешь, кто перепугался, что я рожу ребенка, сына военачальника…

Нефертити заткнула уши.

— Я не хочу больше этого слышать!

Я молча смотрела на нее.

— Мутни! — взмолилась она и уставилась на меня печальными глазами, темными и большими, словно озера, воображая, будто может при помощи своего очарования заполучить все, чего пожелает. — Будь со мной, когда я буду рожать!

— Зачем? Ты выглядишь достаточно счастливой.

— А что мне, ходить, показывая всем видом, как я боюсь умереть, чтобы Эхнатон перепугался и не дал мне других детей? Чтобы придворные дамы побежали к Панахеси и сообщили ему, что царица Египта ослабела? Чтобы Кийя возвысилась, пользуясь моей слабостью? Что еще мне остается, кроме как выглядеть счастливой?

Я поразилась: надо же, Нефертити способна думать о подобных вещах даже накануне родов!

— Останься со мной, Мутни. Ты единственная, кому я могу доверять. Ты способна проверить, что мне дают повитухи.

Я уставилась на нее:

— Ты что, думаешь, что они тебя отравят?

Нефертити посмотрела на меня с утомленным видом.

— Если тебя отравят, лекари это обнаружат, — заметила я.

— После моей смерти! Какой с этого будет толк?

— Панахеси рискнет собственной жизнью, если затеет такое.

— И кто это сможет доказать? Как по-твоему, кому поверит Эхнатон? Что-то лепечущей повитухе или верховному жрецу Атона? А ведь есть еще жрецы Амона, — со страхом произнесла Нефертити, — которые охотно отдадут жизнь, лишь бы убедиться, что Эхнатон никогда не произведет на свет наследника.

Я представила, как кто-нибудь отравит ее, как отравили меня. Как она корчится от боли и плачет, а Анубис подкрадывается все ближе к ней, и все потому, что я отказалась быть с ней во время родов.

— Я останусь. Но только на время родов.

Нефертити улыбнулась. Я села и ворчливо спросила:

— Ну, имя уже выбрали?

— Сменкхара.

— А если будет девочка?

Нефертити метнула на меня взгляд из-под длинных ресниц.

— Не будет.

— Ну а если вдруг?

Нефертити пожала плечами:

— Тогда Мекетатон.

Хотя Нефертити была невероятно маленькой, Некбет, должно быть, благословила ее лоно, потому что все ее дети, похоже, выходили наружу без всяких трудностей. Повитуха подхватила крохотный комочек, окровавленный и пищащий, и все прочие повитухи, сколько их было в комнате, ринулись вперед, посмотреть на пол ребенка. Нефертити подалась вперед.

— Кто? — выдохнула она.