Нефертити. «Книга мертвых»

Я подождал, пока стража возобновит разговор. Едва услышав приглушенный шум их голосов, я, пригибаясь, бросился через узкую полоску берега к ялику. Я оказался прав: это был Хети. Как можно тише я вскочил в лодку и укрылся у него за спиной. Он не улыбнулся, лишь поднес палец к губам и пустил ялик по течению, уносившему нас от солдат.

Оказавшись на безопасном расстоянии, мы повернулись друг к другу, переполняемые вопросами, самый насущный из которых я озвучил:

— Где она?

— Я отвезу вас к ней. Но сначала должен узнать, что произошло у вас с Эйе.

— Откуда ты знаешь?

— Вас отвезли на корабль. Вы разговаривали?

Хети никогда не говорил со мной таким настойчивым тоном.

— Я все расскажу ей.

— Нет, сначала мне, иначе я не смогу отвезти вас к ней.

Выражение лица у него было решительное. Это был не тот неуверенно-самонадеянный молодой человек, с которым я познакомился всего несколько дней назад. В нем чувствовалась новая властность.

— Она мне теперь не доверяет?

Он покачал головой — прямо и откровенно.

— Ты знаешь, что меня схватили? Маху?

— Да. И мы думали, что это конец. Но потом узнали, что вас освободили. Эйе. Это могло означать только то…

— Что? Что я ее предал? Что все это время действовал в интересах Эйе? Вот что ты думаешь? После всего, что мы перенесли вместе? — Трудно гневаться в маленькой лодке посреди реки. — Отвези меня к ней. Сейчас же.

Хети, мгновение поколебавшись, кивнул. Ловко развернув ялик, он пошел поперек сильного течения реки. Вечерний ветер Дул резкими порывами и был горячим — другой ветер, не тот прохладный северный бриз, а нечто зародившееся на юге, в его дальних пустынях. Над городом взошла почти полная луна. Причудливые тени длинных легких облаков набегали, как грязная вуаль, на чело луны. Белые фасады города возвышались тут и там над темными купами деревьев.

Мы совершили нагие плавание по неспокойным темным водам, оставляя путаный след, и подошли прямо к новой каменной пристани, где возбужденно плескались черные и синие язычки воды. Ступеньки вели к уже известному мне месту — к широкой каменной террасе, увитой роскошным виноградом, превращавшим ее в укромный уголок, тихий и укрытый от поднимающегося ветра. И к красивому креслу, поставленному у воды, чтобы, сидя в нем, наблюдать, размышлять. Я вспомнил свое ощущение пропавшей женщины, очертаний и изгибов ее фигуры. И там, теперь наяву, восседала Нефертити: ее пальцы задумчиво поглаживали резные львиные лапы на концах подлокотников, и разум, по-видимому, был холоден, как кубок воды.

Я вышел из лодки. Кошка непринужденно спрыгнула на пол, изящно потянулась, подошла ко мне и принялась тереться об ноги.

— Ты по-прежнему ей нравишься. — В ее голосе звучало легкое напряжение.

— Она мне верит.

— Это в ее натуре.

Я ничего не сказал. Исчезнувший ненадолго Хети принес еще одно кресло и удалился — возможно, встал на страже. Я сел напротив царицы, кошка мурлыкала у меня на коленях.

— Итак, с чего мы начнем? — спросил я.

— С правды.

— Вы думаете, что я здесь для того, чтобы вам лгать?

— Почему бы не рассказать мне свою историю? Тогда я увижу, верю я ей или нет.

— Снова истории.

Она промолчала.

— Стараясь обнаружить заговоры и интриги, я нашел людей, у которых есть причины желать вашего исчезновения навсегда, и кое у кого из тех же людей есть причины желать вашего возвращения. Я узнал про золотые перья Общества праха. Это о чем-нибудь вам говорит?

Она пожала плечами:

— Такие названия люди дают тому, что воспринимают слишком серьезно.

— Ваш зять сказал мне, что золотое перо открывает невидимые двери. Казалось, это его взволновало.

— Видишь? Мужчины любят загадки, шифры и необычные печати. Это помогает им чувствовать себя умнее и важнее.

— Примерно то же сказала ваша свекровь. И Эйе.

Я внимательно следил за ней. Что-то промелькнуло у нее в глазах при этом имени — не в первый раз. Царица сменила тему.

— Маху до тебя добрался.

Это был не вопрос. Я поднял палец в лубке. Он выглядел глупо.

— Он ничего от меня не узнал, — сказал я. — Ну, почти. Я сообщил ему про Загробный мир и так далее, но, странно, он мне, похоже, не поверил.

— У него нет воображения.

— Действительно, он производит впечатление буквалиста.

— Но я озадачена. Как ты спасся? — спросила она, снова возвращаясь к прежней теме, встревоженная, как кошка, запертая не в той комнате.

— Пришел ваш друг Эйе и поговорил с ним. Похоже, Маху все же убедился, что меня следует привести в порядок и отпустить. Затем Эйе пригласил меня на обед, и я, разумеется, принял приглашение. Было очень интересно.

Мне хотелось, чтобы мои слова повисли в воздухе. Хотелось, чтобы она спросила об этом.

— Представляю, что Маху пытался ранить твое сердце и душу. Воображаю, как он угрожал твоей семье. — Нефертити не потрудилась изобразить сочувствие.

— Моей семье он угрожал раньше. Вы это знаете. И в тюрьме мне приснился дурной сон. Он был хуже почти всего, что мог сделать со мной Маху.

— Сны, — спокойно проговорила она. — Расскажи мне свой сон.

Я посмотрел в сторону, за реку и подумал: зачем? Но конечно, я хотел все рассказать.