Нефертити. «Книга мертвых»

Спустя немного времени двери открылись — на пороге стояла золотая фигура. Нефертити казалась статуей, как изваяние души-ка в гробнице. Широкий дверной проем служил ей рамой; свет, струившийся в окна комнаты, очерчивал ее силуэт сиянием. Никто не проронил ни слова. Ее сандалии были украшены драгоценными камнями, льняное платье было золотым, пояс вокруг тонкой талии — царского красного цвета, на шее — золотое ожерелье в виде знака жизни, на плечах — необычная и удивительная накидка, сотканная из бесчисленных маленьких дисков Атона, образующих мерцающее созвездие, а под ней шаль, казавшаяся золотыми перьями Хора. На голове царицы высилась двойная корона с приготовившейся к броску коброй. Даже ногти и губы у нее были золотые. Лишь насурьмленные брови — цвета плодородной земли и обещания возрождения — да черные удлиняющие линии вокруг глаз контрастировали с золотым волшебством.

Я вспомнил о Танеферт — как она спрашивала моего мнения о своем внешнем виде, когда вечерами мы куда-нибудь отправлялись. Бывало, она с какой-то растерянностью примеряла новый наряд, словно не уверенная в собственной красоте; девчонки точно так же вертятся перед зеркалом. Мне всегда нравились ее самые безыскусные наряды — тогда она больше всего походила на себя. Какой-нибудь случайный беспорядок в одежде доставлял мне больше удовольствия, чем все изощренные уловки нашего времени. Пусть лучше выбившаяся прядь волос, просящая, чтобы ее заправили за ухо, чем неприкосновенное натяжение и напряжение совершенства.

Но женщина, с которой я разговаривал минувшей ночью, под утро, и которая теперь преобразилась в существо высшего порядка, сделалась той, кем ей требовалось быть: богиней, Совершенной. Нас разделила новая пропасть. Я подумал, что мне следует склонить голову или пасть ниц, но почти сразу же отбросил эти глупые побуждения. Глаза царицы по-прежнему очаровательно блестели насмешкой, но к ней теперь примешивались и другие чувства. Необходимость. Сила. И несмотря на всю неуверенность в результате, я видел в ее глазах возбуждение.

Празднество вот-вот должно было начаться с молитвы и жертвоприношений в Большом храме Атона. С развевающимися по ветру красными поясами Эхнатон и его дочери помчатся на своих колесницах по Царской дороге, мимо густых толп, жаждущих хоть одним глазком увидеть этот исторический момент, мимо распростертых царей, визирей, сановников, военачальников, дипломатов, вождей, правителей провинций, номов и городов-государств… но царицы не будет, как они немедленно увидят. Я представлял Эхнатона, решительного, непреклонного, разъяренного, поскольку ему не вернули то, в чем он больше всего нуждался. Я также представил, как быстро все поймут и оживленно обсудят самые могущественные люди мира: ее нет, какая неудача для Эхнатона! «Она мертва. Кто ее убил? Почему?»

— Пора, — произнесла она, и с этого момента я понял, что больше она не промолвит ни слова, пока все не совершится или пока все не погибнет.

Ра в своем ослепительном дневном корабле поднялся повыше в синем небе. Мы тоже медленно плыли по столь же голубым и блестящим водам Великой реки на собственном сверкающем золотом корабле — специально построенном для старинной церемонии судне, — вместе с двадцатью придворными дамами, также одетыми в золото, и высоким нубийцем, который играл роль стоящего на страже Анубиса. Нефертити неподвижно сидела на высокой палубе маленькой церемониальной божественной ладьи Обеих Земель, укрепленной на носилках. В скрещенных руках она держала скипетр-посох и тройную плеть. Еще ей прикрепили фальшивую золотую бороду — знак царского сана. Беспощадное сияние полуденного солнца усиливалось золотом корабля и ее наряда. На нее почти невозможно было смотреть.

Мы медленно шли на веслах, и по берегам собирались люди, поначалу немного, но вскоре их число увеличилось, они указывали на нас, прикрывая от солнца глаза, стояли вдоль кромки воды, сидели на деревьях. Большинство быстро падали в земном поклоне перед абсолютно нежданной Совершенной. Со своего места на восточном борту я слышал постоянные удары пенистых волн в обшитый золотом корпус корабля. Сильный ветер, по-прежнему дувший с юга, колебал и сотрясал красные и зеленые паруса нашего судна, шедшего против течения.

Должно быть, мы представляли собой потрясающее зрелище. Однако я видел истинное состояние корабля: канаты немного обтрепались от времени, работающие вслепую гребцы обливались потом и выбивались из сил под удары двух барабанов, доносились крики и указания капитана, безупречная золотая фольга обшивки отстала, обнажая скрытое под ней не обработанное лаком дерево.

По мере нашего приближения к гавани скопившаяся толпа умножилась, а шум превратился в непрерывный беспокойный рокот — благоговения, злобы или одобрения, сказать было невозможно. Судно причалило; из трюма тут же появились одетые в золото мужчины и высоко подняли на широкие плечи церемониальную ладью с царицей. Она на мгновение ухватилась за поручни своего маленького корабля, по-человечески занервничав, когда он чуть покачнулся, обретая равновесие.