Нефертити. «Книга мертвых»

Хети потащил меня прочь, прижимая палец к губам. Мы тихо спустились по лестнице, потом снова услышали направлявшиеся в нашу сторону шаги — в коридоре, по которому мы шли ранее. Интеф запаниковал, загнал нас в маленький чулан и плотно прикрыл дверь. Мы с Хети обменялись внимательными взглядами, стараясь не дышать. Интеф стоял зажмурившись. Как только новая смена стражи прошла мимо, мы выскользнули из чулана и поспешили прочь из здания — через пустой и притихший теперь главный зал библиотеки, — пока не выбрались во внутренний двор. Поклонившись Интефу, из которого наше приключение, похоже, выпило все силы и чувства, мы с Хети накинули на головы покрывала и, пройдя мимо охраны, окунулись в шум и толчею улицы.

— И что мы с этого получили? — спросил Хети.

Я неприметно показал ему золотое перо.

— Я нашел его в документах Эйе. Оно было там спрятано. Что это значит, не знаю.

Я повертел красивую непонятную вещицу в угасающем свете дня.

32

После наступления темноты улицы преобразились благодаря внезапному притоку гостей города. Из-за этого он вдруг больше мне понравился. На улицах разворачивались импровизированные выступления факиров, танцоров, музыкантов и жонглеров; под яркими навесами из дешевой материи на любом свободном клочке земли были устроены временные харчевни и закусочные, освещаемые факелами и фонарями; галдел ночной рынок, где продавцы предлагали обезьянок и птиц, одежду и украшения, фрукты и специи, насыпанные как идеальные холмы разноцветной страны. Атмосфера была живой и шумной, мужчины и женщины со всей империи теснились, дожидаясь, пока их обслужат, или проталкивались сквозь толпу, чтобы поглазеть на представления. Разодетые в пух и прах сановники и знатные семьи направлялись на ужины, приемы и встречи, демонстрируя свою спесь и превосходство.

На пустырях вокруг центра города стремительно выросли целые поселки спускавшихся к воде палаток. Темная река кишела лодками. Людская сутолока и восхитительная прохлада северного ночного ветерка потянули меня пойти туда под покровом ночи. Мы с Хети наблюдали, как сотни маленьких лодок, по большей части взятых на пристани напрокат у предприимчивых владельцев, покачивались на черной глади воды. Их бумажные фонарики образовывали движущиеся островки иллюминации для сидевших в лодках влюбленных. Под ними несла свои воды вечно текущая река — преходящая яркость настоящего посещает тьму богов. Позади нас самым зловещим образом, как тюрьмы, высились дворцы и храмы, конторы и библиотеки. Мне стало интересно, что из всего этого, выстроенного в столь короткие сроки, уцелеет. Или все пройдет и исчезнет под натиском пустыни?

Мы вернулись в свое убежище, держась теневой стороны улиц, мимо ссор, приглашений выпить и позвякивания последних грязных плошек от ужина, перемываемых старухами у общественных колодцев. Тихонько нашарив наши соломенные тюфяки, мы расположились на ночь. Хети хотелось поговорить о том немногом, что мы обнаружили, но у меня такого желания не было. Информация была досадно загадочной и не позволяла сделать окончательные выводы. И время истекало. Я повертел перед глазами золотое перо и попытался все проанализировать. Эхнатон и его трудности. Маху, его ненависть ко мне, сомнения царицы. Убийство Мериры. Эйе, которого она боялась. И Хоремхеб, этот странный и честолюбивый молодой офицер, попавший в самую гущу царской семьи благодаря женитьбе на девушке, которая плакала целый год. Я помолился, чтобы ночь позволила моему спящему разуму вскрыть какие-то связи, ускользнувшие от ума бодрствующего.

33

Я проснулся с мыслью о Хоремхебе. Посмотрел вверх, на пыль, пляшущую в лучах яркого света, уже пробивавшегося сквозь щели в тростниковой крыше. Тюфяк Хети был пуст. Я услышал какое-то движение в передней комнате и схватил кинжал. Дверь с трудом приоткрылась, и вошел он, с корзинкой в руках. Как я мог проспать его уход? Должно быть, теряю сноровку.

— Завтрак.

Мы поели фруктов и сахарных лепешек и поделили между собой кувшин пива и горсть оливок.

— Хочу нанести визит Хоремхебу, — сказал я. — Но как? Ведь меня якобы нет в живых.

Мы в раздумьях жевали оливки.

— А вдруг он не знает, что вы исчезли? — после непродолжительного молчания сказал Хети. — Откуда ему знать? Кто бы ему сообщил? Что, если вы просто попросите об аудиенции, представитесь, объясните, что Эхнатон повелел вам расследовать очень важную тайну и вам нужно с ним поговорить?

В этом было достоинство простоты. С помощью имени Эхнатона можно было бы открыть данную дверь. Я мог быть самим собой и в ходе осторожной беседы попытаться выяснить, в какую сторону смотрит Хоремхеб. Я мог бы сообщить ему об исчезновении Нефертити и посмотреть на его реакцию. Мог бы, возможно, оценить его отношения с Маху, не подвергая свою семью еще большей опасности. С другой стороны, он мог меня арестовать. Но рискнуть стоило.