Неформал

В общем, включил он маячок, рацию внизу оставил, на земле, прямо под антенной, а потом велел мне Маришку сменить. А она суровая такая сидит у входа, пистолет в кулачке зажала, услышала приказ Ивана, на предохранитель его сразу поставила и в кобуру убрала. Я и не знал, что девушек можно так быстро научить с оружием обращаться. Это, видать, Иван ее настропалил. Я Маришку сменил, а она к костру сразу ушла, греться. Я ее только в замерзшую щечку чмокнуть и успел. Сел на коврик, на то место, откуда она только что поднялась, и наружу выглянул. А там все по-прежнему. Несколько тварей вокруг шара летают, да еще несколько высоко в небе кружат. Может, охотятся, а может, тоже наблюдают. А остальные по деревьям расселись и ждут. Как воронье! Жутко.

А Иван у костра обед затеял. Чистую газетку постелил, банку с ветчиной вскрыл, на галеты намазал, галеты по-честному разложил на три порции: себе, Маришке, а мои мне принес на обрывке газеты.

— Ешь, — говорит, — Санек, силы нам еще пригодятся! — и кружку еще протягивает. А в кружке воды — на донышке. Ничего не попишешь — пайка.

Я автомат рядом положил, руки кое-как о тельник вытер, воды сначала несколько глотков сделал, а потом взял одну из этих галетин, ветчиной намазанную, и в рот положил. И какой же она мне вкусной показалась! Ел бы и ел… Да только кто же мне даст? Там их всего-то штук пять было, они во рту растаяли, я даже не понял ничего, водой запил и снова на улицу смотрю. А Иван с Маришкой, значит, там, у костра, едят и разговаривают. А поскольку тут каждый шорох усиливается, то я их разговор слышу, как будто рядом сижу! Даже напрягает это — кажется, что человек рядом совсем стоит, а обернешься — нет никого. Странновато. А Маришка Ивана расспрашивать начала, мол, что, да как.

— Это что, — спрашивает она его, — значит? Ты после того, как тварей зубастых в пещере перестрелял, Шурычу велел меня оберегать? И вообще, что случилось-то? Мне же так никто и не объяснил путем! — тут она в мою сторону смотрит.

И верно, нам с ней за последние сутки и поговорить-то некогда было, все метались туда-сюда. Но сам я молчу и жду, что Иван ответит. Вдруг он все-таки не тот, за кого себя выдает? Но он все как по-писаному отвечает:

— Марья… Извини, Марина. Оговорился. Конец света настал. Как в Евангелии предсказано. Книга такая запрещенная была. Новый завет она еще называлась. Там было откровение одного человека, который предсказал конец света. Так и называлось: Апокалипсис святого апостола Иоанна Богослова, то есть откровение — то, что ему открыл Бог. Бог-Творец.

А Маришка дальше спрашивает:

— И че, он прям так и наоткровенничал там, что мол, двадцать первого августа две тысячи пятьдесят первого года миру конец?

А Иван отвечает:

— Да нет, число он не называл. Он в общих чертах предсказывал, чем мир закончится. А про число там ничего не сказано. Наоборот, там сказано, что конкретного числа никто не знает, а если кто-то осмеливается о конкретной дате говорить, значит, он лжепророк.

— Ага… А этот, значит, точно был не лжепророк?

А Иван плечами пожимает и руками разводит:

— Сама, — говорит, — вокруг посмотри.

А Маришка не отстает:

— Ну и какой смысл? Все, значит, померли, а мы, значит, тут застряли. Типа, избранные?

Тут Иван не выдержал и фыркнул.

— Ага, — говорит. — Точно! Избранные! В точку!

— Ну хорошо, — не унимается Маришка. — И для чего мы избранные? Я вот фиг знает сколько времени в темноте просидела и в холоде, зачем, спрашивается? Не мог бы твой Бог чего-нибудь другое для меня придумать, чтобы не так страшно было? И чтобы всякие твари с разными глазами ко мне в этот подвал не приходили бы. А?

И тут Иван ее за руку схватил, в которой она бутерброд держала, и спрашивает:

— Кто? Кто к тебе приходил?

А она плечами пожимает и руку освободить пытается.

— Пусти, — говорит, — ты чего?

Ну тут я ворохнулся, встать хотел да к ним подойти, и Иван сразу же Маришку отпустил.

— Извини, — говорит, — не хотел. Расскажи лучше, кто к тебе приходил, и где ты сидела?

А она рассказывает и в мою сторону все поглядывает, потому что ведь я тоже не знаю ничего.