Неформал

Мне бы сразу сообразить, что это такое, да я решил, что это штукатурка опять отвалилась, а может, светильник с потолка упал.

Вывалились мы с ней наружу с другой стороны централа, ближе к лесу, и сумерки эти вечные мне после подвальной тьмы ярче дня показались. Маришка хотела сразу в лес бежать, а я головой мотаю, куда нам в лес? Нам в лес нельзя! Там же болото одно, че там делать? Нам рюкзак нужен. Без рюкзака помрем! В общем, обогнули мы централ этот проклятый, навстречу нам Жулька бежит. Увидела Маришку остановилась, зубы оскалила, рычит. Ну я ей скомандовал что, мол, фу и свои! Добежали до рюкзака, а рюкзак ведь тяжелый!

Сверху с фасада уже не штукатурка сыпется, а карниз большими кусками обваливается! И труба эта, по которой я поднимался, скрипит и ходуном ходит. Я Маришке отдал кобуру с пистолетом, рюкзак на спину закинул, и мы к воротам побежали. До них метров тридцать было, не больше, открыли их с этой стороны, Маришка выбежала, а я задержался, потому что Жюлька почему-то отстала. Обернулся, чтобы посмотреть, где она, и сердце у меня упало, потому что из-за угла вслед за нами вылетела какая-то модифицированная тварь, я потом уже понял, что ее, наверное, для охраны централа использовали, а днем у охранника запирали, а может, этот охранник просто любитель таких тварей был. Такое тоже бывает. В общем, росту она с хорошего добермана, а в остальном на Жульку похожа: сплошные мускулы и зубы. Только цвету — черного да лоб более четко выражен.

Я автомат вскинул, чтобы ее очередью встретить, но не успел. В бок твари словно торпеда врезалась — это со всего разгону ее Жулька атаковала! Эх! Не успел я ее остановить! А теперь стрелять поздно было, потому что уж свою-то собаку я точно не хотел зацепить. Покатились они клубком, вой и визг стоит.

А я слышу, Маришка меня зовет:

— Смотри, — кричит, — Шурыч! Смотри!

Я в сторону деревни глянул, а над деревней словно марево черное сгущается. Даже воздух клубится как будто. Тишина вокруг страшная стоит, и ни единая былиночка не шелохнется — ни ветерка. Только чую: шевелится там, под землей кто-то, значит, вот-вот все вниз поедет. Ну я Маришке крикнул, мол, бежим! Свернули мы с асфальта да через поле рванули прочь и от централа этого проклятого и от деревни!

А сзади Жулька вдруг как завизжит! Я и остановился. Негоже друга в беде оставлять. А потом понял, что обратно к централу не вернусь, мне надо Маришку отсюда вывести. Это главное! А собака… Хорошая, конечно, тварь, но ведь она и создана для того была, чтобы, если что — жизнь за человека отдать…

Ну я снова следом за Маришкой побежал. А она уже метрах в двадцати от меня впереди по полю несется. Но только в шлепанцах она, а далеко ли по бурьяну в шлепанцах убежишь? Споткнулась она в зарослях, покатилась кубарем, тут я подоспел, поднял ее, а она вдруг замерла, назад рукой тычет, и глаза от страха огромные. Никогда я такого ужаса в глазах не видел! Обернулся на деревню и вижу: над деревней воронка черная, как смерч, раскручивается.

Ну я и сам от страха заорал, как резаный:

— Беги, Мариш, беги! — и сам ее подталкиваю, туда, к лесу, где дорога. А она несколько шагов отбежала да и остановилась, меня ждет, кобуру эту с пистолетом в руке держит, а я все на Жульку оборачиваюсь, вдруг она нас догонит? Я еще раньше по вою понял, что ей худо совсем, но бывают же исключения, верно? А потом я гул из-под земли услышал и такой толчок почувствовал, что еле-еле на ногах устоял, пришлось присесть, чтобы не упасть, а потом мы к лесу стреканули так быстро, как могли, да только ветер вдруг поднялся, нам аж зажмуриться пришлось и остановиться, а потом земля вдруг дыбом встала и меня ударила, а я почему-то уже ничего и не чувствую: ни боли, ничего. А потом вдруг понял я, что земли под ногами больше нет, только и успел еще ощутить, как под ложечкой холодно стало. А потом я увидел небо черное, которое почему-то все дальше от меня и дальше становилось.

Не успели мы убежать.