Неформат

— В Москву. В Питер. В Умань. Куда надо, туда и ездит. Ты что, отказываешься?

— Наоборот. Мысленно примеряю хасидское одеяние. Вариант идиотский, но другого, похоже, нет.

Умница обиделся:

— Вариант продуманный и очень удобный. То, что он выглядит идиотским — залог его успеха… И знаешь что, тебе вообще крупно повезло. Я еще дам тебе возможность зарабатывать в России на жизнь.

— Почему в России?

— А где еще ты можешь? Хочешь мыть посуду в амстердамском баре? А в России я тебе дам работу по специальности.

— Охранять синагогу?

— Да ну. Будешь заниматься сыском. Частным. Да, с сегодняшнего дня — ты младший детектив в моем сыскном агентстве «Второе счастье». Будешь хорошо искать, повышу в должности, — Умница блажено улыбнулся.

— Все, Умница, — обозлился я. — Отвезешь Ёлку обратно и свободен.

Умница нагло осклабился, но замолчал. Потому что в комнату, легкой молодой походкой, ворвалась Ревекка Ашкенази. С лицом Ёлка поработала мастерски.

— Ты меня геронтофилом сделаешь, — отвесил комплимент Умница.

5. Легенды не гибнут от инфаркта

Ёлка была так уверена в себе, что у кирьят-арбских ворот не ждала спокойно и смиренно, а нагло сигналила, требуя немедленно выпустить ее на большую воду. Хорошо, хоть сумерки размыли все, кроме ее рыжих волос, да красного «БМВ». Не запомнил бы это лишь полный астронавт. Приехала — уехала. Словно в ответ на мои мысли, охранник прокричал, открывая ворота:

— Нашла ветеринара? Все нормально?

Ёлка изобразила кистью то, что мы в детстве, играя в театр теней, называли «головой петуха». Этим «о'кеем» она покачала, как Брежнев с трибуны и добилась убедительной старческой пластики. А потом так газанула, что было ясно — с координацией и мозгами у старухи уже неважно. Я догнал Ёлку только через пару километров. А Умница нас — и того позже. Убедившись, что все в сборе, Ёлка свернула с трассы направо, в сторону арабской деревни Дура. Наверняка, нарочно выбрала это место, чтобы сбить пафос некрологов хотя бы в русских газетах. Хотя, по большому счету, какая уже разница? Все равно будет большое политическое шоу.

Очень скоро Ёлка въехала в оливковую рощицу, а мы за ней. Умница выглядел взъерошенным и злым:

— Чего так гнала?

— Когда у тебя труп в багажнике, а мент на хвосте — как-то невольно на газ давишь.

— Это уже не мент, — улыбнулся Умница. — Это мент-расстрига.

Видно было, что эта мысль ему по душе.

— А ты что так отстал? — спросил я.

— Знаешь, когда перед тобой — багажник с поясом смертника, невольно давишь на тормоз, — ухмыльнулся он, потом огляделся и поёжился. — Это же арабские деревья, да? Тут вообще не постреливают? А почему листья такие пыльные?

Ривку из багажника пришлось вытаскивать мне с Ёлкой — Умница вдруг решил, что ему не следует оскверняться мертвым женским телом.

— Ты же не коэн, — возмутилась Ёлка.

Но Умница лишь снисходительно усмехнулся:

— Все не столь однозначно. Фамилия — это лишь верхняя часть айсберга. И вообще, ты бы хоть на религиозные темы со мной не спорила, что ли…

Я вспомнил, что четверть часа назад укладывал Ривку в багажник с помощью Умницы и объяснил Ёлке:

— «Однако за время пути собачка могла подрасти.» Я имею в виду исключительно духовный рост.

Умница показал мне средний палец и отвернулся, зорко высматривая окрестных снайперов. Мы с Ёлкой надели на Ривку пояс шахида и усадили за руль «БМВ». Когда найдут — пусть сами разбираются, как так получилось.

— Ну что, — сказал я, — считайте, что мы написали новую главу учебника криминалистики. Окрестности арабской деревни Дура. Потемки. Легендарная Ревекка Ашкенази, мертвая, за рулем своего «БМВ». Без трусов, но в поясе шахида. Отпечатки пальцев стерты. Заднее сиденье пропитано собачьей кровью. Патологоанатом утверждает, что смерть наступила от сердечного приступа.

— Почему без трусов?! — ужаснулся Умница. — Ты что…

Тут снова зазвонил старухин мобильник. От этого даже мне стало жутковато, а Умница с Ёлкой сразу заспешили к «Бьюику». Ну и я следом, сопровождаемый истошными звонками своего, вернее, чужого «детского» мобильника. Ох, хотелось мне ответить Науму… Но я сдержался.

Едва мы тронулись, раздался взрыв. Теперь уже Умница гнал, как сумасшедший от полыхающей машины Ривки. Я за ним. Через несколько километров я помигал фарами, и он съехал на обочину.

Вид у нас у всех был загнанный, словно это не машины ехали, а мы сами бежали. Ёлка терла лицо салфеткой, но грим больше размазывался, чем снимался. Я понял, что не могу сконцентрироваться ни на одной мысли, а скачу по ним, как блоха по собачьей шкуре… вот именно, по собачьей. Умница же, наоборот, словно окаменел. Он стоял с суровым лицом, смотрел вдаль, назад.

— Вечная память! — сказал он торжественно. — Беги, Боря, беги. — Он достал из «бардачка» загранпаспорт и пачку долларов, протянул мне, — Бери, Боря, бери.

Я зачем-то взял. Уехать? Сейчас? По чужим документам? Да ну… Но оставаться-то нельзя. Надо исчезнуть. Куда? Уехать, причем именно по чужим документам.